Оглавление:
Спор николая и пьера
Л. Н. Толстой — Детство, жизнь, критика произведений, Творчество, анализ произведений . назад
Эпилог «Войны и мира» — это гимн Толстого духовным основам семейственности как высшей форме единения между людьми. В семье как бы снимаются противоположности между супругами, в общении между ними взаимодополняется ограниченность любящих душ. Такова семья Марьи Волконской и Николая Ростова, где соединяются в высшем синтезе столь противоположные начала Ростовых и Болконских. Прекрасно чувство «гордой любви» Николая к графине Марье, основанное на удивлении «перед ее душевностью, перед тем, почти недоступным» для него, «возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила его жена». И трогательна покорная, нежная любовь Марьи «к этому человеку, который никогда не поймет всего того, что она понимает, и как бы от этого она еще сильнее, с оттенком страстной нежности, любила его».
В эпилоге «Войны и мира» под крышей лысогорского дома собирается новая семья, соединяющая в прошлом разнородные ростовские, болконские, а через Пьера Безухова еще и каратаевские начала. «Как в каждой настоящей семье,- пишет Толстой,- в лысогорском доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый удерживая свою особенность и делая уступки один другому, сливались в одно гармоническое целое. Каждое событие, случавшееся в доме, было одинаково — радостно или печально — важно для всех этих миров; но каждый мир (*136) имел совершенно свои, независимые от других, причины радоваться или печалиться какому-либо событию».
Это новое семейство возникло не случайно. Оно явилось результатом общенационального единения людей, рожденного Отечественной войной. Так по-новому утверждается в эпилоге связь общего хода истории с индивидуальными, интимными отношениями между людьми. 1812 год, давший России новый, более высокий уровень человеческого общения, снявший многие сословные преграды и ограничения, привел к возникновению более сложных и широких семейных миров. Каратаевское принятие жизни во всей ее пестроте и многосложности, каратаевское умение жить в мире и гармонии со всеми присутствует в финале романа-эпопеи. В разговоре с Наташей Пьер замечает, что Каратаев, будь он жив сейчас, одобрил бы их семейную жизнь.
Как во всякой семье, в большом лысогорском семействе возникают порою конфликты и споры. Но они носят мирный характер и лишь укрепляют прочность семейных основ. Хранителями семейных устоев оказываются женщины — Наташа и Марья. Между ними есть прочный духовный союз. «Мари, это такая прелесть! — говорит Наташа.- Как она умеет понимать детей. Она как будто только душу их видит». «Да, я знаю,- перебивает графиня Марья рассказ Николая о декабристских увлечениях Пьера.- Мне Наташа рассказала». Когда между Николаем и Пьером возникает спор, едва не переходящий в ссору, именно женщины гасят его, переводят в мирное русло. «А я нынче скверно себя вел,- делится случившимся Николай Ростов.- Мы заспорили с Пьером, и я погорячился».- «По-моему, ты совершенно прав. Я так и сказала Наташе. Пьер говорит, что все страдают, мучатся, развращаются и что наш долг помочь своим ближним. Разумеется, он прав,- говорила графиня Марья,- но он забывает, что у нас есть другие обязанности, ближе, которые сам Бог указал нам, и что мы можем рисковать собой, но не детьми».
«У Николеньки есть эта слабость, что если что не принято всеми, он ни за что не согласится»,- успокаивает Пьера Наташа. Так женские сердца, охраняя гармонию семейной жизни, урезонивают разгорячившихся мужчин и смягчают домашние конфликты. Первоначально Толстой даже хотел назвать свой роман «Все хорошо, что хорошо кончается». Эпилог как будто бы подтверждает мысль писателя о счастливом итоге жизни героев в новом, благополучном семействе. Однако, поразмыслив, Толстой все же пришел к другому названию — «Война и мир». Дело в том, что внутри (*137) счастливого семейства Толстой обнаружил зерно таких противоречий, которые ставили под сомнение возникший в ходе войны 1812 года гармоничный мир с народными нравственными традициями в его основе.
В конце четвертого тома, пройдя через испытания, приняв каратаевский взгляд, Пьер обретает душевное спокойствие и гармонию: «Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? — теперь для него не существовал». Но в эпилоге мы видим иное: потребность мысли, анализа, сомнения вновь вернулась к Пьеру. Он говорит: «Когда меня занимает мысль, то все остальное забава». Более того, Пьер занят политической борьбой. Он критикует правительство и охвачен идеей организации тайного общества из числа свободомыслящих людей его круга. Замыслы его высоки и честолюбивы: «Ему казалось в эту минуту, что он был призван дать новое направление всему русскому обществу и всему миру». И когда Наташа спрашивает Пьера, одобрил ли бы его Платон Каратаев, она слышит в ответ: «Нет, не одобрил бы». Политические увлечения Пьера — и это чувствуют Наташа и Марья — ставят под сомнение спокойствие вновь созданной семьи. Раздраженный от спора с Пьером Николай Ростов произносит пророческие слова: «Я вот что тебе скажу. Доказать я тебе не могу. Ты говоришь, что у нас все скверно и что будет переворот; я этого не вижу; но ты говоришь, что присяга условное дело, и на это я тебе скажу: что ты лучший мой друг, ты это знаешь, но, составь вы тайное общество, начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь». И хотя спор этот пока не привел к драматическим последствиям, в нем есть предчувствие будущих общественных потрясений.
Не случайно в финале «Войны и мира» вновь возрождается память о князе Андрее. Сын его, Николенька Болконский, оказывается невольным свидетелем ссоры дяди Николая с Пьером. Мальчик боготворит Пьера, любит Наташу и чуждается Николая Ростова. «Когда все поднялись к ужину, Николенька Болконский подошел к Пьеру, бледный, с блестящими, лучистыми глазами. «Дядя Пьер. вы. нет. Ежели бы папа был жив. он бы согласен был с вами?» — спросил он. «Я думаю, что да»,- ответил Пьер.
А потом Николеньке снится сон, который и завершает великую книгу. В этом сне мальчик видит себя и Пьера (*138) в касках, идущих во главе огромного войска. А впереди у них — слава. Вдруг дядя Николай вырастает перед ними в грозной и строгой позе. «Я любил вас, но Аракчеев велел мне, и я убью первого, кто двинется вперед».- Николенька оглянулся на Пьера, но Пьера уже не было. Пьер был отец — князь Андрей. «Отец! Отец! Да, я сделаю то, чем бы даже он был доволен».
Все, что было снято и развенчано жизнью в ходе войны 1812 года — и гордые мечты о славе, и высокое болконское небо, и мучительный самоанализ в поисках истины,- все это вновь возвращается в финале романа-эпопеи на круги своя. Пьер Безухов, открывший в испытаниях Отечественной войны вселенский смысл каратаевской народной правды, уходит от него к гордым мечтам, сомнениям и тревогам. Слава вновь зовет к себе юного Болконского, мечтающего идти по стопам отца. И только верная себе Наташа Ростова остается хранительницей тех ценностей народной жизни, которые наверняка одобрил бы Платон Каратаев и которые до времени вновь ушли в мирный быт, чтобы в эпоху новых потрясений вспыхнуть пламенем и осветить великие дела.
:: История зарубежной литературы
Бочаров С.: Роман Л. Толстого «Война и мир»
Глава 13
13
Толстой писал о своем сочинении, объясняя, почему он не хочет его называть романом: «Предлагаемое теперь сочинение ближе всего подходит к роману или повести, но оно не роман, потому что я никак не могу и не умею положить вымышленным мною лицам известные границы, как-то: женитьба или смерть, после которых интерес повествования бы уничтожился. Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к другим лицам, и брак представлялся большей частью завязкой, а не развязкой интереса»44.
Между тем в финале «Войны и мира» — свадьбы, создание новых семей, та самая, кажется, традиционная развязка, от которой отказывался Толстой. Кажется, браки Наташи и Пьера, Николая и Марьи Болконской заключают роман, завершают сюжетные линии, подводят итог отношениям персонажей. Но если так, то очень пошло бы роману первоначально задуманное заглавие: «Все хорошо, что хорошо кончается». Толстой, однако, от него отказался: у него в результате получилась книга, в заголовке которой всего вернее было не итог подчеркнуть, не то, как «кончается», но просто назвать тему произведения, которая в то же время больше чем тема — проблема, противоречие человеческой жизни, которое у Толстого решается, — решается, однако, не тем, что «кончается» в сюжете романа. «Война и мир» — это заглавие кажется очень простым, обозначающим просто тему и материал: рассказ о большой войне, сменяющейся победой и миром. Однако крайняя простота тех понятий, которые в заголовке рядом друг с другом поставлены, их элементарность, обобщенность и широта тем больше способствуют многозначности смысла. Этот смысл сочетания слов — «Война и мир» — для нас углубляется, когда мы осваиваем внутренние «сцепления» книги Толстого45. Обобщенность и простота основных понятий отвечали намерению Толстого в книге своей «захватить все», как он писал в черновом предисловии, или, точнее, «сопрягать все», как сказано в самом тексте «Войны и мира», — отвечали универсальности содержания, побуждавшей уже современников видеть в «Войне и мире» не обычный роман, но что-то вроде нового эпоса. Война и мир — ведь это все в человеческой жизни, ее и вправду универсальный охват и вместе с тем ее самое глубокое противоречие. Это две концепции бытия, два уровня понимания жизни: представляет ли собой она столкновение исходящих лишь из себя единичных стремлений, слепой произвол случайности, хаос — словом, «войну» (вспомним размышления Пьера на станции в Торжке: разве не находятся в состоянии войны люди, интересы которых непримиримо сталкиваются, — смотритель и прибивший его офицер, торговка в прорванной шубе и богатый Пьер, Пьер и его жена? И разве любая интрига, вообще интрига как таковая — не военная операция?), — или же жизнь представляет собой по своей глубокой, скрытой потенциальной сущности мир — общую жизнь людей, единство, согласие, целесообразную связь.
Однако и мир у Толстого многозначен, нецелен, скрыто противоречив. Жизненные опыты разных людей, героев романа, включаются этим обширным и емким образом — «мир» — опыты Пьера и Николая Ростова, князя Андрея и Каратаева. Каждый из этих отдельных опытов — как бы грань, сторона многозначного образа; и в то же время каждый — это своя особая истина, особое понимание «мира»; их надо бы все согласовать, и Толстой, очевидно, этого хочет, — но реальность жизненного процесса такова, что на пути к соединению своему они должны расходиться и даже возможен между ними конфликт. И как раз в эпилоге, при видимой счастливой развязке, начинает показываться возможность конфликта там, где раньше таилось противоречие.
Все хорошо, что хорошо кончается? Кажется, так оно и есть в эпилоге: жизненная борьба гармонически завершена, отношения людей по справедливости решены, противоречия закруглены. Герои романа живут одним большим образовавшимся новым семейством, включившим в себя прежних Ростовых, Болконских, Пьера Безухова; причем внутри этого «мира» сохраняется самостоятельность его составляющих групп и индивидуальностей: «Как в каждой настоящей семье, в лысогорском доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый удерживая свою особенность и делая уступки один другому, сливались в одно гармоническое целое. Каждое событие, случавшееся в доме, было одинаково — радостно или печально — важно для всех этих миров; но каждый мир имел совершенно свои, независимые от других, причины радоваться или печалиться какому-нибудь событию».
Таково идеальное состояние, утопия согласованного всеобщего «мира». Утопия, ибо основные начала этого объединения, представленные Николаем Ростовым и Пьером, совсем не пребывают в гармонии.
Николай в эпилоге — крепкий хозяин на старый лад, без модных нововведений, — «хозяин простой». Он успешно хозяйничает, потому что внимателен к мужикам и достиг наилучшего согласования их и своих интересов.
Свойственная Николаю как человеку несложность и простота, цельность и непосредственность, самая его ограниченность — во внутреннем соответствии с неразвитостью, цельной простотой патриархального крестьянского «мира», — «мира» в этом его социально и исторически определенном значении. К простой жизни народа близок в эпилоге «Войны и мира» именно Николай.
А каков в эпилоге Пьер? Он вернулся во многом к «докаратаевскому» своему состоянию, к себе самому, к своим беспокойным вопросам, сомнениям, увлечениям. «Да, Пьер всегда был и останется мечтателем», — говорит после столкновения с ним Николай. Про Пьера в плену было сказано, что он через ужас смерти, лишения, через простое, непосредственное ощущение жизни пришел к согласию, «миру» с самим собой, которого искал он всегда — в филантропии, масонстве, философии, искал «путем мысли», но на этом пути не мог обрести. Пьер в эпилоге снова, как ему свойственно, ищет «путем мысли». Благообразие, воспринятое от Каратаева, удержалось в семейной жизни его; «что он одобрил бы, это нашу семейную жизнь», — говорит он с Наташей о Каратаеве. Но это он уже после того говорит, как на более общий вопрос Наташи: «Одобрил бы тебя теперь» Каратаев? — он ответил, подумав: нет, не одобрил бы. Каратаев бы не одобрил новой деятельности Пьера, и сам автор сопровождает ироническим комментарием его «самодовольные рассуждения», планы, мечтания: «Ему казалось в эту минуту, что он был призван дать новое направление всему русскому обществу и всему миру».
Так разделяются в итоге малый мир, домашний круг, где сохраняется приобретенное благообразие, и мир большой, где снова круг размыкается в линию, возобновляется путь, «мир мысли» и бесконечное стремление. Ничто в эпилоге не говорит о близости Пьера крестьянскому миру (которому здесь так близок Ростов), а мистическое масонство теперь для него сливается с правительственной реакцией: «Мистицизма Пьер никому не прощал теперь».
Нет уже того равновесия, которое было в Пьере, освобожденном из плена. О приобретенном равновесии этом так рассказывалось в четвертой части четвертого тома, словно оно — окончательное, а влияние «круглого» Каратаева — закругление также эволюции Пьера, итог. Но этот итог уже позади для Пьера в 1820 году, в эпилоге; «путь мысли», к которому он вернулся, нарушил гармонию вновь.
Пьер в плену выделялся среди товарищей по балагану — солдат «своею непонятною для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать». Но это отличие, эта способность мысли была умерена, нейтрализована тогдашней достигнутой Пьером уравновешенностью. В эпилоге Пьерова склонность к анализу — источник противоречия и конфликта внутри того утопического семейного «мира», который собрал Толстой под крышей лысогорского дома. В споре Николая и Пьера они доказывают противоположное, но так как умственные способности Пьера сильнее и изворотливее, Николай поставлен в тупик и этим раздражен и озлоблен, поскольку в душе он знает, не по рассуждению, а по чему-то более сильному для него, свою правоту. Позже, вспоминая конфликт, Наташа говорит, что «у Николеньки есть эта слабость, что если что не принято всеми, он ни за что не согласится». На это Пьер говорит, что для Николая мысли и рассуждения — забава, почти препровождение времени, а для него, Пьера, все остальное забава. Здесь названы постоянные качества Николая и Пьера, которые были всегда им присущи, вели их по жизни, составляли особую правду того и другого, — и для Толстого та и другая правда имеет отношение к общей идее «мира». Но сейчас источник возможного конфликта — именно не просто в противоположных мыслях, которых держатся Пьер и Ростов, а в этих самых их качествах — в самой способности и силе анализа, которая Пьера приводит в 1820 году в тайное общество, и в бессознательной непосредственности, немудрствовании патриархального дворянина Ростова, которые его толкают сказать в самую острую минуту спора: «И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь».
Впереди у Пьера опять, как известно из замысла «Декабристов», — тайное общество, потеря свободы, плен.
Пьер, Николай, князь Андрей, Каратаев, Ростовы, Болконские — со всеми ними связаны в книге Толстого особые темы, которые автор стремится объединить и согласовать общим мотивом «мира». Такое согласие достигнуто, кажется, в эпилоге, — но именно здесь, когда образовалось объединение это, внутри него начинается размежевание вошедших в него начал такое решительное, предвещающее конфликт и борьбу, какого не было прежде. Открывается трещина между Пьером и Николаем: Пьеровой новой деятельности не одобрил бы Каратаев; зато в связи с этой деятельностью такое живое значение приобретает память Андрея Болконского. Эпилог в романе — обычно последнее слово о персонажах, уже хорошо знакомых читателю; в «Войне и мире» новое лицо включается в действие, в соотношение жизненных сил уже в эпилоге — Николенька Болконский, мальчик, сын князя Андрея. Он благоговеет перед памятью отца, он обожает Пьера, и он не по душе Николаю Ростову, как тот ни силится быть к нему справедливым. Он незамеченный присутствует при споре Пьера и Николая, а после во сне его, которым кончается повествование Толстого, дядя Николай Ильич надвигается грозно на него и на Пьера, идущих в касках впереди огромного войска, и Пьер превращается в князя Андрея, его отца, и отец не имеет образа и формы, хотя он есть, это чувствует мальчик. Он вообще никогда не представлял себе отца в человеческом образе, хотя в доме было два похожих портрета: высокий дух, свободный от земной оболочки, память князя Андрея — участник назревающего конфликта.
Во сне Николеньки каски на нем и на Пьере такие, как нарисованы в издании Плутарха, и мальчик думает о людях Плутарха, римских героях: «Но отчего же и у меня в жизни не будет того же?» А впереди, там, куда движется войско его и Пьера, — «впереди была слава. ».
На последней странице повествования возрождаются те мотивы, которые, кажется, были давно оставлены позади и даже развенчаны. Но вот они вновь обаятельны, волнуют вновь человека, путь которого начинается. В «Войне и мире» жизнь подводит чему-то итог, как, например, стремлению князя Андрея к славе, — и к эпилогу кажется, что подведен уже общий итог всему; но то, что было снято и подытожено, возобновляется, делается опять актуальным, живым.
Все хорошо, что хорошо кончается? Но ничего не кончается даже для этих людей — и, главное, с этими персонажами не кончается противоречие жизни, ее борьба. Противоречие и борьба разрешаются не итогом (любой из которых всегда лишь частный и временный), не фабульным концом, не развязкой романа. Хотя в эпилоге — браки и семьи, Толстой был все-таки прав, когда заявлял, что он не способен этой классической литературной развязкой поставить известные «границы» развитию действия и «вымышленным лицам» своим. Браки в финале «Войны и мира» если и определенный итог отношений лиц, то итог этот неокончательный и условный, им не уничтожился «интерес повествования» в книге Толстого. Тем самым подчеркнута относительность самого итога в процессе жизни и идеи итога как отношения к жизни, точки зрения на нее. Эпилог закругляет и тут же опровергает какое бы то ни было закругление жизни — отдельного человека или тем более жизни всеобщей. Действие продолжается после достигнутого уже итога, исходное противоречие поднимается снова, завязываются узлы на месте развязанных только что прежних. Противоречие разрешается не логическим выводом, после которого, как это в элементарной логике, уже противоречия нет. Оно остается в книге Толстого не замкнуто — противоречие духовного и простого, жизни сознательной и непосредственной, между началами и людьми, которых желал бы, может быть, видеть сам автор в согласии, непротиворечивом единстве — но не в его это власти.
Своей концовкой «Война и мир» — открытая книга: последние слова повествования — это мечты ребенка, планы жизни, которая вся впереди. Судьба героев романа, этих Болконского, Пьера, Наташи и Николая, — только звено в бесконечном опыте человечества, всех людей, и прошлых и будущих, и в их числе того человека, который сегодня, в 80-е годы нашего века, спустя сто лет после того, как она написана, читает «Войну и мир».
Сноски
44 Толстой Л. Н., т. 13, с. 55.
45 Заглавие будущей книги Толстого было как будто предугадано в словах пушкинского летописца:
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса.
«Война и мир» у Толстого звучит так же спокойно и просто, как и у пушкинского Пимена. Но летописная простота заголовка — мы наблюдали это — в ситуациях, в тексте книги (в том, как разнообразно и противоречиво «исполняется» слово «мир») разворачивается уже как проблема, как сложный анализ, — что не свойственно «летописному духу». Поэтому «Война и мир» у Толстого звучит уже и не так же, как в монологе Пимена. Все то же коренное для Толстого противоречие простого и сложного сказывается и в нашем восприятии заглавия книги.
Пьер Безухов в романе Л . Н . Толстого Война и мир
Пьер Безухов — один из любимых героев Толстого. Жизнь Пьера — это путь открытий и разочарований, путь кризисный и во многом драматический. Пьер — натура эмоциональная. Его отличают ум, склонный к мечтательному философствованию, рассеянность, слабость воли, отсутствие инициативы, исключительная доброта. Главная черта героя — искание оуспокоения, согласия с самим собойп, поиски жизни, которая гармонировала бы с потребностями сердца и приносила бы моральное удовлетворение.
Впервые мы встречаемся с Пьером в гостиной Шерер. Писатель обращает наше внимание на облик вошедшего: омассивный, толстый молодой человекп с оумным и вместе робким, наблюдательным и естественным взглядом, отличавшим его от всех в этой гостинойп. Именно таким изображен Пьер на рисунке Боклевского: иллюстратор подчеркивает в портрете героя те же черты, что и Толстой. А если вспомнить работы Шмаринова, то в них больше передано душевное состояние Пьера в тот или иной момент: иллюстрации этого художника помогают глубже понять персонаж, яснее уловить его духовный рост. Постоянный портретный признак — омассивная, толстаяп фигура Пьера Безухова может быть в зависимости от обстоятельств то неуклюжей, то сильной. может выражать и растерянность, и гнев, и доброту, и бешенство. Иначе говоря, у Толстого постоянная художественная деталь каждый раз обрастает новыми, добавочными оттенками. А какая улыбка у Пьера? о. Не такая, как у других. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг мгновенно исчезало серьезное. лицо и являлось другое-детское, доброе. п
В Пьере постоянно идет борьба духовного с чувственным, внутренняя, нравственная сущность героя противоречит образу его жизни. С одной стороны, он полон благородных, свободолюбивых помыслов, истоки которых восходят к эпохе Просвещения и Французской революции. Пьер — поклонник Руссо, Монтескье, увлекших его идеями всеобщего равенства и перевоспитания человека,
С другой стороны, Пьер участвует в кутежах в компании Анатоля Курагина, и здесь в нем проявляется то разгульно-барское начало, воплощением которого был когда-то его отец, екатерининский вельможа, граф Безухов. Чувственное сначала одерживает верх над духовным: он женится на чуждой ему Элен. Это одна из важных вех в жизни героя. Но Пьер все больше осознает, что настоящей семьи у него нет, что жена его безнравственная женщина. В нем растет недовольство, но не другими, а самим собой. Именно так и бывает с подлинно нравственными людьми. За свою неустроенность они считают возможным казнить только самих себя. Взрыв происходит на обеде в честь Багратиона. Пьер вызывает на дуэль Долохова, оскорбившего его. Но во время дуэли, увидев лежащего на снегу раненного им противника, Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова, Глупо. глупо! Смерть. ложь. — твердил он, морщась. Глупо и ложь — это опять относится только к нему самому.
После всего, что произошло с ним, особенно после дуэли, Пьеру представляется бессмысленной вся его жизнь. Он переживает душевный кризис: это сильное недовольство собою и связанное с этим желание изменить свою жизньп построить ее на новых, добрых началах. Разорвав с женой, Пьер, по пути в Петербург, в Торжке, дожидаясь на станции лошадей, задает себе трудные (овечныеп) вопросы: Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем? Здесь он встречает масона Баздеева. В момент душевного разлада, который переживал Пьер, Баздеев представляется ему как раз тем человеком, какой ему нужен, Пьеру предлагают путь нравственного совершенствования, и он принимает этот путь, потому что больше всего ему нужно сейчас улучшить свою жизнь и себя.
В нравственном очищении для Пьера, как и для Толстого в определенный период, заключалась правда масонства, и, увлеченный ею, он на первых порах не замечал того, что было ложью. Своими новыми представлениями о жизни Пьер делится с Андреем Болконским. Пьер пытается преобразовать орден масонов, составляет проект, в котором призывает к деятельности, практической помощи ближнему, к распространению нравственных идей во имя блага человечества во всем мире. Однако масоны решительно отвергают проект Пьера, и он окончательно убеждается в основательности своих подозрений насчет того, что многие из них искали в масонстве средство расширения своих светских связей, что масонов — этих ничтожных людей — интересовали не проблемы добра, любви, истины, блага человечества, а омундиры и кресты, которых они добивались в жизнип.
Новый душевный подъем испытывает Пьер в связи с народным патриотическим подъемом во время Отечественной войны 1812 года. Не будучи военным, он принимает участие в Бородинском сражении. Пейзаж Бородинского поля перед началом битвы (яркое солнце, туман, дальние леса, золотые поля и перелески, дымы выстрелов) соотносится с настроением и мыслями Пьера, вызывая у него какую-то приподнятость, ощущение красоты зрелища, величия происходящего. Его глазами Толстой передает свое понимание решающих в народной, исторической жизни событий. Потрясенный поведением солдат, Пьер сам проявляет мужество и готовность к самопожертвованию. В то же время нельзя не отметить наивность героя: принятое им решение убить Наполеона.
В одной из иллюстраций Шмаринов хорошо передает эту черту: Пьер изображен переодетым в простонародное платье, делающее его неуклюжим, мрачно-сосредоточенным. По дороге, приближаясь к главной квартире французов, он совершает благородные поступки: спасает девочку из горящего дома, вступается за мирных жителей, которых грабили французы-мародеры. В отношении Пьера к простым людям и к природе еще раз проявляется авторский нравственно-эстетический критерий прекрасного в человеке: Толстой находит его в слиянии с народом и природой. Решающей для Пьера становится его встреча с солдатом, бывшим крестьянином Платоном Каратаевым, который, по мнению Толстого, олицетворяет народные массы. Эта встреча означала для героя приобщение к народу, народной мудрости, еще более тесное сближение с простыми людьми.
В плену Пьер обретает то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился преждеп. Здесь он осознал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей. п Приобщение к народной правде, к народному умению жить помогает внутреннему освобождению Пьера, всегда искавшего решения вопроса о смысле жизни: . он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули егоп. И вот, наконец, с помощью Каратаева этот вопрос разрешен. Самое существенное в Каратаеве — верность и неизменность. Верность себе, своей единственной и постоянной душевной правде. Какое-то время этому следует Пьер.
В характеристике душевного состояния героя в эту пору Толстой развивает свои идеи о внутреннем счастье человека, которое заключается в полной душевной свободе, спокойствии и умиротворении, независимых от внешних обстоятельств. Однако, испытав на себе влияние философии Каратаева, Пьер, вернувшись из плена, не стал каратаевцем, непротивленцем. По самой сути своего характера он не способен был принять жизнь без поисков.
Познав правду Каратаева, Пьер в эпилоге романа уже идет своим путем. Его спор с Николаем Ростовым доказывает, что перед Безуховым стоит проблема нравственного обновления общества. оДеятельная добродетельп, по мысли Пьера, может вывести страну из кризиса. Необходимо объединение честных людей. Счастливая семейная жизнь (в браке с Наташей Ростовой) не уводит Пьера от общественных интересов. Он становится членом тайного общества. С возмущением говорит Пьер о реакции, наступившей в России, об аракчеевщине, воровстве. В то же время он понимает силу народа, верит в него. При всем этом герой решительно выступает против насилия.
Иначе говоря, для Пьера решающим в переустройстве общества остается путь нравственного самосовершенствования. Напряженный интеллектуальный поиск, способность на бескорыстные поступки, высокие душевные порывы, благородство и преданность в любви (отношения с Наташей), истинный патриотизм, желание сделать общество более справедливым и человечным, правдивость и естественность, стремление к самоусовершенствованию делают Пьера одним из лучших людей его времени.
Закончить сочинение хочется словами Толстого, которые многое объясняют в судьбах писателя и его любимых героев: Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлостьп.
Спор николая и пьера
В «бесконечном лабиринте сцеплений» художественного мира Льва Толстого существуют «ориентиры», помогающие ближе подойти к самому процессу великой духовной и «умственной работы» писателя. Такие ориентиры (а это могут быть и персонажи, и сюжеты, и ситуации) являются в произведениях Льва Николаевича на протяжении всего его творчества и представляют собой — каждый — некое диалектическое единство, очевидное или менее очевидное для читателя. Менее заметно такое единство в фигурах солдат и крестьян, но и они могут быть рассмотрены в контексте творчества автора. Персонажу, несущему в себе хотя бы один из коренных вопросов человеческого бытия, «тесно» порой в рамках одного произведения. Писатель видит, что не может «положить пределы» характерам и лицам: отсюда — развитие персонажа внутри произведения, отсюда обращение к такой весьма условной форме, как эпилог, и откровенное признание в статье «Несколько слов по поводу книги «Война и мир»: «Ни время, ни мое уменье не позволили мне сделать вполне того, что я был намерен. » — словно оправдывается Лев Николаевич Толстой перед читателем. Но слышится здесь не столько попытка оправдания, сколько удивление Толстого-художника величию, огромности мира, который открылся ему в процессе работы. Замысел произведения, названного «Войной и миром», оказался растущим, меняющимся, неохватно расширявшимся по мере его художественного и философского осмысления.
В одном из вариантов предполагаемого предисловия к роману, написанного примерно в одно время со статьей «Несколько слов. », высказано то же самое состояние души писателя, осознающего невозможность объять необъятное. «То мне казался ничтожным прием, которым я начинал, то хотелось захватить всё, что я знаю и чувствую из того времени, и я сознавал невозможность этого. » Л. Толстой видит свою задачу «в описании жизни и столкновений некоторых лиц в период времени от 1805 до 1856 года». Хронологические рамки определенны, ограниченны, но писателю трудно найти пределы характерам, отсюда рождение новых сюжетных линий и пределов. «. Я никак не могу и не умею,— признается писатель,— положить вымышленным мною лицам известные границы — как-то женитьба или смерть, после которых интерес повествования бы уничтожился. Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к другим лицам, и брак представлялся большей частью завязкой, а не развязкой интереса». Это характернейшая черта толстовских произведений, подходящих к финалу с героями, не только не исчерпавшими себя до конца в перипетиях романа, но таящими в себе возможность и силы для дальнейшей полнокровной жизни без сюжетных повторов, возможность обновления и сопряжения с другим временем. Именно эта особенность толстовского героя позволила автору «переводить» его из произведения в произведение, провести его через многие сюжетные сцепления, хронологически близкие или достаточно отдаленные друг от друга. Сам факт нового обращения Льва Толстого к тому или иному персонажу говорит о многом: это и намерение в другом времени и с новых позиций взглянуть на человека; и возможность «досказать» недосказанное; и попытка найти логическое завершение развития характера, особенно заинтересовавшего автора. Новое художественное осмысление «старого» персонажа — это и направление развития мысли Л. Толстого, его миросозерцания, свидетельство тому, что проблема, связанная с данным лицом, по-прежнему «горяча» для писателя.
Как известно, на многие годы «горячим» оставался для Л. Толстого материал, связанный с декабристами. И в эпилоге «Войны и мира» в споре Пьера и Николая Ростова намечается, начинает жить новый сюжет. Зарождающаяся новая «война» видится писателю в этом, казалось бы, успокоившемся человеческом мире. По разные стороны границы добра и зла окажутся Пьер и Николай Ростов. «Николай еще более сдвинул брови и стал доказывать Пьеру, что никакого переворота не предвидится и что вся опасность, о которой он говорит, находится только в его воображении. Пьер доказывал противное, и так как его умственные способности были сильнее и изворотливее, Николай почувствовал себя поставленным в тупик. Это еще больше рассердило его, так как он и душе своей, не по рассуждению, а по чему-то сильнейшему, чем рассуждение, знал несомненную справедливость своего мнения.
— Я вот что тебе скажу, — проговорил он, вставая и нервным движением уставляя в угол трубку и, наконец, бросив её. — Доказать я тебе не могу. Ты говоришь, что у нас все скверно и что будет переворот; я этого не вижу; но ты говоришь, что присяга — условное дело, и на это я тебе скажу: что ты лучший мой друг, ты это знаешь, но, составь вы тайное общество, начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь».
В вариантах эпилога «Войны и мира» Л. Толстого занимает вопрос: что это за люди, которые «идут без причины убивать своих ближних»? Какие это люди, что побуждает их? «Каким образом люди, группируясь в форму войска, отступают от свойств человеческой природы?» Речь идет о «совокупно совершаемом преступлении» — войне, но вопросы, поставленные автором, выходят за пределы узко военных в область общечеловеческих отношений. Эти вопросы прямо направлены и на фигуру Николая Ростова.
Человек «даровитый, ограниченный» — так его определит писатель в самых ранних набросках и планах будущего романа. Натура непосредственная, цельная, Николай плоть от плоти той «ростовской породы», которую с такой симпатией описывает автор. С его «психологической доброкачественностью хорошего среднего человека», молодой Ростов один из тех, на ком и кем «мир держится». Такой персонаж необходим Льву Николаевичу как утверждение того реального, земного, патриархального, что порой разрушается рефлексией и раздвоенностью интеллектуальных героев. Но есть в характере Ростова такое, что, не нарушая цельности и гармонии образа, особенно подчеркивает его ограниченность и высвечивает в фигуре Николая черты, настораживающие читателя.
Чувство «нежности и восторга» испытывает юный гусар при виде императора Александра. «Все — всякая черта, всякое движение — казалось ему прелестно в государе. » «Ему хотелось выказать чем-нибудь свою любовь к государю. Он готов и счастлив «умереть за своего царя», за это «солнце». Ростов один из тех «девяти десятых людей русской армии», которые «в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия». Из уст «обожаемого» государя слышит Ростов слова, которые станут его жизненной нормой, правилом. Император Александр произнес, отводя просьбу одного из приближенных: «Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня». И «Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним».
Ростова страшно томит и пугает та внутренняя «мучительная работа», которая поднялась в душе его при виде всего, что совершалось в Тильзите во время торжеств перемирия. Но, не привыкший к такому умственному и душевному напряжению, молодой Ростов не справляется с этими своими «странными мыслями». Ему легче, спокойнее, надежнее оставаться в состоянии «нежности и восторга» по отношению к государю и всему тому, что происходит по его велению. Жизнеустойчивость, определенность, которую колеблют эти «странные мысли», вновь становится незыблемой, стоит прибегнуть к привычному и простому «восторгу» и не рассуждать.
«И как вы можете судить, что было бы лучше! — закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью.— Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя. Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты, и больше ничего, — продолжал он. — Велят нам умирать — так умирать. А коли наказывают, так значит — виноват; не нам судить. А то коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни бога нет, ничего нет, — ударяя по столу, кричал Николай. — Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё,— заключил он». Ростов основывается на странной перевернутой логике: не «виноват — наказывают», а «наказывают — значит, виноват». «Здравый смысл посредственности» не позволяет ему думать и заглядывать дальше и глубже, чем определено законом. Да и вообще он сам не привык и не хочет думать. Сам он может «встряхнуть» управляющего Митеньку, усмирить взбунтовавшихся богучаровских крестьян, то есть то, что он называет «рубить и не думать».
«Все, что написано мною в эпилоге, не выдумано мною, а выворочено с болью из моей утробы»,— писал Лев Толстой. Мысли о «границах свободы и зависимости», о «давлении на личность высшей власти», о нравственном отношении к «совершаемому совокупному преступлению», войне — мысли эти во многом найдут художественное воплощение в образе Николая Ростова.
Читаемое в разделе:
- Смотр под Браунау. Анализ эпизода романа «Война и мир»
Роман-эпопея Льва Николаевича Толстого «Война и мир» охватывает значительное временное пространство. Все герои связаны с историческими событиями таким.
Не всякая красота внушает любовь: иногда она радует взор, но не покоряет сердца.Сервантес. Внешняя чистота и изящество должны быть выражением внутренней.
Гуманизм — понятие огромное, всеобъемлющее. И все же, на мой взгляд, найти соответствующее русское слово не так уж и сложно. Человечность — вот что определяет его значение.
Что такое счастье? Вопрос этот волнует Льва Николаевича Толстого — и, вероятно, каждого из его читателей. Но ответа автор «Войны и мира» не дает. Не дает по.
Мы открываем книгу, с трудом продираемся через дебри французских фраз первых страниц, и перед нами предстает целая галерея женских образов. Красавица Элен.
В воображении читателя они почти противоположны. Пьер — незаконнорожденный. Андрей — князь старинного рода. Пьер — нелеп и неуклюж, Андрей —.
«>Пьер и Андрей в романе Толстого «Война и мир»
«Жизнь по совести» Николая Ростова («Война и мир») и полковника Б. («После бала»)
Мир Льва Николаевича Толстого кажется неприступным и чем-то посторонним, ушедшим и чужим для молодого человека начала двадцать первого столетия. Но наше.
Ранее опубликованные в разделе:
- Смотр под Браунау. Анализ эпизода романа «Война и мир»
Роман-эпопея Льва Николаевича Толстого «Война и мир» охватывает значительное временное пространство. Все герои связаны с историческими событиями таким.
Не всякая красота внушает любовь: иногда она радует взор, но не покоряет сердца.Сервантес. Внешняя чистота и изящество должны быть выражением внутренней.
Лев Николаевич Толстой всегда говорил о художественном произведении как о собрании мыслей, «сцепленных между собой» и только в таком сцеплении существующих. А всё произведение –.
Она появляется не сразу. В первых сценах — в напыщенно-искусственном салоне Анны Шерер — её нет. Она влетит потом в комнату к взрослым гостям и сама.
В воображении читателя они почти противоположны. Пьер — незаконнорожденный. Андрей — князь старинного рода. Пьер — нелеп и неуклюж, Андрей —.
Что такое счастье? Вопрос этот волнует Льва Николаевича Толстого — и, вероятно, каждого из его читателей. Но ответа автор «Войны и мира» не дает. Не дает по.
Новые материалы раздела:
- «Жизнь по совести» Николая Ростова («Война и мир») и полковника Б. («После бала»)
Мир Льва Николаевича Толстого кажется неприступным и чем-то посторонним, ушедшим и чужим для молодого человека начала двадцать первого столетия. Но.