Я адвокат и главный партнер

Новости Политика

Бывший деловой партнер адвоката Трампа пошел на сделку со следствием

Global Look Press

Выходец из СССР и в прошлом деловой партнер адвоката президента США Майкла Коэна предприниматель Евгений Фридман согласился помогать прокуратуре в Нью-Йорке в проведении расследований. Он пошел на сделку со следствием.

Бизнесмен, которому принадлежит крупный таксомоторный бизнес в Нью-Йорке, которого обвиняли в уклонении от уплаты налогов в размере 5 миллионов долларов, пошел на сделку со следствием. Он согласился признать себя виновным в том, что не выплатил налогов на 50 тысяч долларов.

Первоначально Фридману могло грозить до 25 лет тюремного заключения, теперь же власти согласны, чтобы предприниматель находился под надзором только пять лет. При этом Фридман согласился сотрудничать с прокуратурой по ряду разбирательств на федеральном уровне или на уровне штата, и даже выступить в качестве свидетеля.

Американские СМИ предполагают, что такое развитие событий может оказать влияние и на расследование в отношении Коэна, с которым, по некоторым данным, Фридман в течение многих лет занимался бизнесом. Коэна, по данным СМИ, подозревают в банковских махинациях, мошенничестве и финансовых нарушениях, связанных с предвыборной кампанией Трампа.

От юристов и про юристов: первоапрельские анекдоты

«Почему всегда существуют проблемы с шутками у юристов? Юрист не думает, что они странные, а другие не понимают, что это шутки». Так звучит один из самых популярных юридических анекдотов. К 1 апреля ведущие российские юристы делятся своими любимыми профессиональными шутками с читателями «Право.ru».

Вадим Клювгант, адвокат:

Анекдот грустный, но жизненный. На вопрос «Как дела?» адвокат отвечает коллеге: «Как в апелляции – без изменения и без удовлетворения».

Анатолий Кучерена, адвокат

Выслушав речь адвоката, судья несколько смущенно произносит:
– Если я правильно Вас понял, мне остается только причислить подсудимого к лику святых.

Сергей Пепеляев, управляющий партнёр «Пепеляев Групп»

Анекдот на тему потребительского экстремизма:
Мужчина сдает елочную гирлянду, купленную вчера.
Продавец: – Она не включается?
Мужчина: – Включается.
– Может, она не мигает?
– Мигает.
– А почему сдаете?
– Не радует.

Андрей Яковлев, управляющий партнёр ЮГ «Яковлев и Партнеры»

Перед заседанием к судье заходит помощник.
И интересуется: «Одна сторона принесла 150 000 долларов, а другая – 100 000. Что делать будем?»
Судья: «Верни лишний полтинник, будем судить по справедливости».

Андрей Юков, управляющий партнер КА «Юков и партнёры»

Молодой адвокат прибегает к своему отцу – старому адвокату и радостно говорит:
– Отец! Я выиграл дело, которое ты вел 20 лет!
Отец ему отвечает:
– Дурак ты, сынок! Благодаря этому делу я вас 20 лет кормил.

Оксана Балаян, управляющий партнер Hogan Lovells в России:

«У юристов теперь все, как в автосервисе:
почасовая ставка увеличивается на 50%, если клиент смотрит, как мы работаем,
на 100%, если смотрит и комментирует,
и на 150%, если смотрит, комментирует и помогает».

Руслан Коблев, управляющий партнер АБ «Коблев и партнеры»

Эта старая английская шутка:
«Спорить с адвокатом – это все равно что поливать свинью грязью.
Через некоторое время начинаешь понимать, что свинье это в самом деле доставляет удовольствие».

Андрей Корельский, управляющий партнёр КИАП:

В университете на юридическом факультете профессор спрашивает студента:
– Если вы хотите угостить кого-то апельсином, как вы это сделаете?
– Я скажу: «Пожалуйста, угощайтесь!» – ответил студент.
– Нет-нет! – закричал профессор. – Думайте как юрист!
– Хорошо, – ответил студент. – Я скажу: «Настоящим я передаю вам все принадлежащие мне права, требования, преимущества и другие интересы на собственность, именуемую апельсином, совместно со всей его кожурой, мякотью, соком и семечками, с правом выжимать, разрезать, замораживать и иначе употреблять, используя для этого любого рода приспособления, как существующие в настоящее время, так и изобретенные позднее, или без использования упомянутых приспособлений, а также передавать ранее именованную собственность третьим лицам с кожурой, мякотью, соком и семечками или без оных. «

Максим Кульков, управляющий партнер «Кульков, Колотилов и партнёры»:

Два юриста зашли в дорогой ресторан, сели, открыли портфели, каждый достал бутерброд и принялся за него. Подходит официант:
– Господа, у нас не принято есть свои бутерброды.
Юристы посмотрели на официанта, друг на друга, обменялись бутербродами и продолжили есть.

Евгений Шестаков, управляющий партнер «Интеллект-С»:

– Если с крыши небоскреба спрыгнут адвокат по уголовным делам и адвокат по гражданским,
то кто из них разобьётся быстрее?
– Какая разница?

Наталья Шатихина, управляющий партнёр CLC

– Все ли пассажиры на своих местах и пристегнули ремни? – спросил у стюардессы
командир самолета перед аварийной посадкой.
– Все, кроме одного юриста, он и сейчас раздает свои визитки!

Александр Боломатов, партнёр «ЮСТ»

Советское время. Неизвестный гражданин разбрасывает на Красной площади чистые листки бумаги. Его ловят и ведут в ГКБ.
– Ты что, сволочь, делаешь?!
– Как что? Листовки разбрасываю.
– Какие же это листовки? Ведь на них ничего не написано.
– А чего писать?! И так все ясно!

Денис Качкин, управляющий партнёр «Качкин и партнёры»

На пешеходном переходе автомобиль сбил пешехода.
Выскакивает водитель, наклоняется к потерпевшему и говорит:
– Вам повезло, я врач. Тот поднимает голову и отвечает:
– А вам нет, я адвокат!

Умер один блестящий адвокат и попал в ад. Естественно он недоволен этим обстоятельством и спрашивает охранника:
– Почему же я попал в ад? Я всю жизнь помогал людям, работал, не нарушал заповедей.
Охранник: – Понимаете, все это так, но ваша профессия адвоката не позволила нам определить вас в рай.
Адвокат продолжает возмущаться: – Но как же, вон мой коллега, другой адвокат, преспокойно наслаждается жизнью в раю.
Охранник посмотрел на него и говорит: – Да какой он адвокат, так, одно название.

Владимир Ефремов, автор блога CaseLaw.today

– Я знаю, что вы очень дорогостоящий юрист! Но, может быть, вы согласитесь ответить на два моих вопроса за $500?
– Конечно! О чем будет ваш второй вопрос?

И напоследок анекдот от Бориса Болтянского, главного редактора «Право.ru»

Британские ученые решили проводить научные опыты вместо мышей на юристах.
Во-первых, юристов больше.
Во-вторых, мышей жалко.
И в-третьих, есть вещи, которые мыши отказываются делать!

Правовой журнал «Legal Insight»

«Мода на все западное ушла». Интервью с Христофором Иваняном

In Интервью, Новости by Маргарита Гаскарова 04.08.2017 0 Comments

«Иванян и партнеры» — не очень публичное адвокатское бюро. На юридическом рынке оно известно в основном сильной международной практикой, в рамках которой представляет интересы Российской Федерации в межгосударственных спорах. В апреле 2017 г. бюро было удостоено премии «Триумф» Федеральной палаты адвокатов, присуждаемой за высокие результаты в профессиональной деятельности и вклад в развитие института адвокатуры в России. Накануне Петербургского международного юридического форума Христофор Иванян, основатель и один из партнеров бюро, дал интервью нашему изданию. Интервью было опубликовано в Legal Insight № 4. 2017.

— Расскажите, пожалуйста, как строилась ваша карьера до основания «Иванян и партнеры».

— Я начал работать еще во время учебы в университете, в 1996 г. попал в Адвокатскую консультацию № 25 Interlaw Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов и был помощником у Александра Введенского — есть в Санкт-Петербурге такой очень хороший адвокат, сын Юрия Владимировича Введенского, который с 1980-х гг. был председателем Ленинградской, а потом Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов. С ними я проработал до 2000 г. В 1998 г. окончил юридический факультет СПбГУ, а в 1999 г. — Лейденский университет. Во второй половине 1990-х гг. многие адвокаты совмещали работу в консультациях с работой в юридических департаментах компаний. Поэтому я успел потрудиться юрисконсультом в нескольких петербургских фирмах в области торговли нефтепродуктами, медицинского страхования и коммерческого девелопмента. С 2000 г. до конца 2005 г. я работал в «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры»: сначала в санкт-петербургском, а потом в московском офисе. Уходил с позиции партнера, руководил частью судебной работы — российской и международной.

— Почему было принято решение создать собственное бюро?

— Мне показалось, что у меня может получиться и что будет интереснее жить, если удастся создать собственную практику. Поэтому в феврале 2006 г. я основал «Иванян и партнеры» и позвал на работу своего университетского товарища. Довольно быстро у нас появилось еще несколько сотрудников.

В 2009 г. мы объединились с Наталией Маляминой и стали работать как одна команда и еди-
ный бренд. Я знал Наталию по совместной работе в санкт-петербургском офисе ЕПАМ, она ушла оттуда чуть позже меня и основала свою юридическую фирму в Москве. На момент объединения у нее было восемь-девять юристов, у нас — двенадцать–пятнадцать. Я не помню конкретных цифр, но думаю, что это не столь важно: мы объединялись именно с Наталией. Я вообще убежден, что все удачные слияния — это в меньшей степени объединение масс, и в большей степени объединение умов. У нас в то время были близкие клиентские базы, но разная специализация. Я — больше судебный юрист, а Наталия — не только судебный юрист, но также специалист по корпоративному праву и GR.

В том же году мы убедили присоединиться к нам Алексея Козьякова с небольшой командой и открыли петербургский офис.

— Открытие офиса в Северной столице было частью стратегии фирмы?

— Скорее просто следствием объединения команд и того, что Санкт-Петербург — наш родной город. Ни тогда, ни сейчас у нас не было планов региональной экспансии. Я твердо уверен, что в этом нет необходимости, потому что российский рынок, представленный в основном в Москве и в меньшей степени в Петербурге, настолько большой, что работы на нем хватит еще на много лет вперед.

— Расскажите, пожалуйста, о партнерском составе бюро.

— В 2009 г. у нас в команде было несколько сильных молодых юристов: тот же Алексей Козьяков, тогда очень хороший, а сейчас просто блестящий специалист; Сергей Чупрыгин, на мой взгляд, тоже выдающийся юрист, присоединившийся к нам после выпуска из РШЧП и почти сразу возглавивший московскую судебную практику; Василий Торкановский, который пришел к нам студентом Высшей школы экономики в 2006 г. Насколько я помню, он был первым на своем курсе в ВШЭ. Сейчас Василий возглавляет международную практику.

В 2010 г. все они одновременно стали партнерами. В 2012 г. в качестве партнера к нам присоединилась Мария Мирошникова, которую мы с Наталией Маляминой тоже давно знаем. Мария училась на юрфаке СПбГУ, работала в ЕПАМ, а затем перешла в Hannes Snellman в Москве. В этих фирмах она была одним из ключевых специалистов в сложных корпоративных и M&A проектах. Она очень хороший, академичный профессионал. У нас многие —«недобитые аспиранты», то есть учились в аспирантуре, сдали кандидатский минимум, но так и не написали диссертацию из-за жажды наживы (смеется). А Мария — единственная диссертацию защитила, и хорошую, по праву интеллектуальной собственности.

У нас также есть «налоговый» партнер — Дмитрий Михайлов. Дмитрий немного старше меня, с ним мы тоже работали в ЕПАМ. В 2004 г. он вернулся к самостоятельной практике в Санкт-Петербурге, занимался не только консультированием и спорами по налоговым вопросам, но также руководил аудиторской работой. Мы долгое время сотрудничали с ним по всем налоговым задачам, привлекали его в качестве консультанта, а в 2012 г. Дмитрий окончательно к нам присоединился.
Таков наш партнерский состав на сегодняшний день. Все партнеры — это люди, которые либо очень давно, еще с университетских времен в Петербурге, знакомы друг с другом, либо долгое время работали вместе, либо выросли внутри бюро. У нас не было опыта присоединения в качестве партнеров людей, которых мы не знаем. И на данном этапе наше восприятие партнерства этого не предполагает.

— А как вы понимаете партнерство?

— Для меня партнерство складывается из трех составляющих. Первая — способность регулярно в течение отчетного периода приводить проекты определенной стоимости.

Вторая — способность руководить работой. Это предполагает не только высокие профессиональные знания и навыки, но также и умение управлять коллективом, проектными группами. Потому что есть много хороших юристов, но намного меньше людей, которые могут руководить другими, оставаясь хорошими специалистами.

И третья составляющая — это человеческая адекватность. Ничего другого в партнерстве я, честно говоря, не вижу. Адекватность — вещь очень субъективная, и оценить ее можно только в долгой совместной работе. Поэтому партнерство как продолжение длительного сотрудничества вполне возможно и даже естественно, но представить себе, что завтра вдруг у нас появится новый партнер, с которым мы не знакомы, мне тяжело. Конечно, все бывает, иногда люди с первого слова понимают друг друга, но обычно это требует времени. Я — сторонник того, чтобы все происходило медленно.

— Вы — единственный именной партнер, Наталия Малямина — управляющий партнер. Как вы распределяете между собой управленческую нагрузку?

— Наталия осуществляет операционное управление, решает большое количество административных вопросов. В какой-то степени в этом участвую я и другие партнеры. Что это означает? Если ситуация не терпит отлагательств и надо быстро принять решение, пойдут к Наталии. Но любые серьезные решения мы стараемся принимать совместно с другими партнерами, нам важен консенсус. При этом все партнеры по-прежнему остаются высококлассными юристами, занимаются практикой, иначе мы не смогли бы профессионально общаться с младшими сотрудниками.

Юридический бизнес, как и любой другой, выигрывает от хорошей организации. И есть несколько жизнеспособных моделей, которые между собой сильно различаются. Мне лично нравится модель, в которой приоритеты расставлены так: работа должна быть очень интересной, выгодной, и отношения должны быть добрыми внутри. Причем во всем коллективе. Вопрос ведь не только в прибыльности.
Этим же каждый день надо заниматься: утром вставать, ехать на работу, как-то этим жить.

— Сколько у вас сегодня сотрудников?

— Около сотни. Два партнера и примерно 20 юристов в Санкт-Петербурге, пять партнеров и почти 50 юристов в Москве. При этом мы динамично растем. Например, наша петербургская команда является одной из самых больших и сильных на рынке.

— Большинство юристов приходит в вашу фирму на младшие позиции?

— У нас есть мечта выращивать всех юристов внутри бюро, но пока нет системы, которая позволяла бы это делать. И в ситуации роста мы еще не достигли нужного «насыщения» для того, чтобы закрыться от внешнего мира. Поэтому мы приглашаем на работу юристов и предпартнерского, и среднего, и младшего уровня. При этом партнеры бюро до сих пор смотрят почти всех кандидатов: от младших сотрудников бэкофиса до старших юристов.

— Имеется ли у вас разделение на практики? И насколько вообще важна узкая специализация в юридической фирме?

— Разделение на практики у нас есть, однако я считаю (это очень субъективно), что у юристов есть всего несколько крупных, стратегических специализаций, которые определяют тип профессионального мышления и за рамки которых юристу не следует выходить. Первое системное различие — между судебными и несудебными юристами. Есть превосходные специалисты, которые не выступают в суде и, попав туда, не справятся.

Потому что судебное представительство требует особых навыков и постоянной тренировки. Знаете, как в боксе: если на ринг не выходишь регулярно, то ты можешь быть в хорошей физической форме, но тебя все равно нельзя выпустить. Я, например, уже не соответствую требованиям к хорошему судебному юристу, потому что давно не участвую в заседаниях.

Второе различие — между уголовными, налоговыми и всеми остальными юристами. Люди, которые этими вещами занимаются, в целом, по-разному воспринимают экономические процессы, лежащие в основе клиентских поручений. Поэтому, с моей точки зрения, все специализации в огромном блоке за пределами налоговой и уголовной работы должны носить проектный или индустриальный характер. Разумеется, в каждой отрасли есть своя специфика, и она очень по-разному окрашивает одни и те же гражданско-правовые явления. Соответственно, сделки, скажем, в финансовой сфере, в области нефти и газа или строительства, как правило, сопровождают совершенно разные специалисты, так как эти экономические сферы сильно отличаются друг от друга. Но с точки зрения именно юридической специализации разницы нет никакой.

Это, скорее, погружение в ту или иную индустрию. И мы стараемся эти «большие» специализации у себя сохранять. У нас есть «судебные» и «не судебные» люди, эксперты по налогам. И есть вторичные специализации, например, у тех, кто занимается работой по разным трансграничным явлениям: управляет спорами в иностранных судах, осуществляет работу по иностранной «регуляторике» и т. п. В данном случае требуются специальные знания и навыки, но это уже не специальности юристов — образно говоря, кто-то лучше стреляет из ружья, кто-то из пистолета, кто-то из лука, но все стреляют и все это — стрельба.

— У вас большая международная практика. Расскажите про нее, пожалуйста.

— На самом деле у нас их три: частноправовые трансграничные споры, работа по иностранным регуляторным и комплаенс-вопросам и межгосударственные споры. Первая группа — это, в основном, споры между русскоговорящими людьми с участием как физических лиц, так и компаний в иностранных государственных судах. Такие споры могут охватывать и офшорные, и неофшорные юрисдикции, и в большинстве случаев связаны с мошенничеством или предполагаемым мошенничеством, то есть то, что называется fraud related litigation. В рамках таких разбирательств мы выполняем три функции: определяем общую стратегию, координируем работу иностранных юристов, которых обычно сами же отбираем и привлекаем, и консультируем по российским правовым аспектам. Подобных историй у нас было довольно много. Из того, что публично известно, мы долго представляли Шалву Павловича Чигиринского, Владимира Абрамовича Кехмана.

В рамках работы по иностранной «регуляторике» мы консультируем по широкому кругу вопросов, в том числе по международным административным расследованиям против наших клиентов; по сделкам, отдельные положения которых необходимо проверять на соответствие иностранному административному праву; по иностранному санкционному законодательству.

Межгосударственные споры — это споры Российской Федерации с иностранными государствами в различных международных судебных инстанциях, например, в Европейском суде по правам человека. Таких споров не очень много, они, как правило, сложные, объемные и длительные. Специфика межгосударственных судов состоит в том, что номинально это судебные процессы, но фактически — споры, разрешаемые по документам, с огромной фактологической базой и почти всегда с небольшим количеством устных слушаний.

— Означает ли это, что работа по межгосударственным спорам ближе к несудебной, чем к судебной деятельности?

— Это работа относится к разрешению споров (dispute resolution) в собственном смысле. Она заключается в использовании стратегий, предполагающих в качестве основной такую линию поведения, которая игнорирует согласие другой стороны (в отличие, например, от сделок, для заключения которых необходимо соблюдать баланс интересов, искать компромисс). Другое дело, что в межгосударственных спорах меньшее значение имеют навыки, необходимые в обычных коммерческих судебных процессах, где нужно много устно выступать перед судом. Однако убеждать необходимо и в международных спорах, в том числе в агрессивной среде.

— Какой работой вы занимаетесь в рамках российской судебной практики?

— В 80 % случаев это коммерческие споры разного характера на Северо-Западе России и в Москве. В течение последних четырех-пяти лет у нас было очень много судебной работы, связанной с банкротствами. Мы сопровождали многие самые крупные банкротства в северо-западном регионе, хотя и не являемся специализированной банкротной командой, у нас в штате нет своих управляющих, оценщиков и пр.

— Занимаетесь ли вы также уголовно-правовой защитой?

— Нет, хотя много сотрудничаем с коллегами, которые на этом специализируются. Насколько я понимаю работу уголовных адвокатов, там есть две довольно разные роли: роль защитника или представителя потерпевшего, который выступает в судах, работает во время следствия, и роль корпоративного консультанта по уголовным вопросам, который пытается предотвратить проблему в зародыше. Эти роли — совсем разные, и, с моей точки зрения, вторая для России немного надуманная: в нашей уголовной практике сравнительно мало возможностей для того, чтобы примириться со следствием, и отсутствует уголовное преследование юридических лиц. А хорошие защитники — это штучный товар.

Вы можете взять их в штат, но из этого не следует, что у вас будет практика. Потому что практика — вещь в какой-то степени мануфактурная, внутри нее должно быть разделение труда. При необходимости все могут поменяться местами, однако обычное распределение ролей позволяет увеличить объем и сложность проектов. А защитники обычно так не работают, по крайней мере, те, с которыми я знаком. Они все делают сами, их работа замыка ется на конкретном человеке.

— «Иванян и партнеры» — судебная фирма?

— Мы уже давно занимаемся не только судебной работой. С 2009 г. больше половины наших доходов — от сопровождения сделок и различной иной несудебной работы. Например, мы сопровождаем крупные, многомиллиардные, сделки, к судебной работе никакого отношения не имеющие. Из того, что известно, могу назвать продажу акций «Сибура» компаниям Sinopec в 2015 г. и Silk Road в 2016 г., реструктуризацию долгов «Мечел» в интересах одного из крупных банков.

— В качестве одной из своих основных практик вы позиционируете GR. Мало кто из юридических фирм это делает…

— И мы скоро перестанем (смеется). Понимаете, поскольку мы с самого начала рассматривали государство как важного клиента и всегда старались на него работать, у нас накопился довольно большой опыт взаимодействия с разными ведомствами. Какое-то количество чиновников в профессиональном плане доверяет нам как юристам, а мы понимаем, что именно для них важно, какие аргументы могут оказаться действенными и т. д. Поэтому GR остается важной составляющей всей нашей работы.

Другое дело, что в GR как самостоятельное направление юридического бизнеса в России я не верю. Это сквозная функция, которая очень помогает юристам правильно и практично выстраивать свою работу, а клиентам — правильно и реалистично определять свои задачи. В России GR представлен либо медийными агентствами, либо профессиональными индустриальными объединениями. Видимо, в силу культурных и исторических причин у нас такой формат работы для GR более приемлем. И, по моему мнению, у GR как cамостоятельной юридической услуги нет будущего. У меня взгляд на это поменялся четыре- пять лет назад. Я считаю, что в России данная область не является индустрией и точно не станет ею в ближайшие годы, потому что единственный водораздел, очерчивающий легальные границы GR, находится у нас в Уголовном кодексе. (о рынке услуг в сфере GR см. Legal Insight. 2017. №3.)
И это плохо. Фактически, занимаясь GR как услугой, вы должны постоянно оценивать свою работу с точки зрения того, не является ли она не просто незаконной, а криминальной. Практику, основанную на таком жестком выборе, очень тяжело развивать — слишком мало ориентиров относительно того, что приемлемо, а что неприемлемо в качестве законной деятельности. Другое дело, что у нас, кроме всего прочего, имеется хороший опыт работы с европейскими и американскими лоббистами. Мы взаимодействуем с ними по многим иностранным проектам, так что я хорошо представляю себе, как устроена эта деятельность.

— Чем отличается юрист, работающий главным образом на государство? Каковы ваши конкурентные преимущества?

— Вообще ничем не отличается. Просто не так много фирм последовательно рассматривает государство в качестве клиента — государство как таковое, а не его отдельные ведомства как организаторов тендеров. Мне кажется, что когда вы начинаете Российскую Федерацию рассматривать как системного клиента, становится намного легче. При условии, что у вас есть необходимые знания и умения.

Юристами государства являемся не только мы, а огромное количество людей. Межгосударственными спорами в других аспектах занимается еще несколько компаний. Например, несколько западных фирм последовательно таргетирует эту работу, но в основном в сфере инвестиционного арбитража, в рамках которого частные лица судятся с государством.
Наша практика, связанная с межгосударственными спорами, является более заметной, поскольку информация о подобных делах попадает во все СМИ. Эта часть нашей экспертизы необычна, так как международным публичным правом мало кто занимается. Посмотрите, кем работают выпускники университетов, которые в студенческие годы успешно участвовали в Jessup’е — самом известном студенческом конкурсе по международному публичному праву. Большинство из них по разным причинам не хочет или не может на практике заниматься международным публичным правом и специализируется на более востребованных на рынке дисциплинах, например, корпоративном праве и M&A, или российских судебных спорах.

Мы пытаемся это изменить, популяризовать международное публичное право, сделать более популярной адвокатскую и исследовательскую работу в данной сфере. Так, несколько лет назад мы способствовали открытию Центра международных и сравнительно-правовых исследований, который возглавляет сейчас Екатерина Сороковая, специалист по конституционному праву с большим опытом работы на государство. (В сентябрьском номере Legal Insight читайте интервью с Екатериной Сороковой).

Так что это, скорее, вопрос осмысленного усилия в каком-то направлении. У нас нет других потребителей услуг в области международного публичного права, кроме государства. Если ты шьешь обувь и у тебя есть только один потенциальный заказчик, значит, он и будет у тебя заказывать. А то, что потом ты случайно станешь известен в качестве того самого обувщика, который на этого заказчика работал, вовсе не означает, что нет других, — просто
обувь такого типа делаешь только ты.

— Почему у вас никогда не было активного PR и маркетинга?

— Когда я в 1996 г. пришел в профессию, меня учили тому, что адвокату неэтично, во‑первых, рекламировать себя, во‑вторых, рассказывать о своих клиентах, в‑третьих, комментировать сделки и процессы, которые не завершены и не являются публичными. Мне кажется, что это правильный подход.

Кроме того, все серьезные проекты на рынке юридических услуг связаны не с PR, а с экспертизой. Если ты хорошо работаешь, то на тебя будет спрос. Но, разумеется, мы осознаем, что уровень коммуникаций должен соответствовать уровню бизнеса, и нам хотелось бы в большей степени отвечать критерию визуализации в профессиональной среде. В информационную эпоху это, конечно, облегчает работу.

— Как изменился отечественный рынок юридических услуг за годы вашей практики?

— Очевидно, что мода на все западное ушла, и это очень хорошо. Я вообще за национальные продукты, в том числе в области юриспруденции. В середине 1990-х гг., когда я только начинал работать, международные юридические фирмы, управляемые людьми, часто не говорящими по-русски и не получившими российского образования, занимались юридическим сопровождением всего, кроме рейдерства и уголовных дел. Сейчас ситуация обратная. Они занимаются только теми направлениями практики, в которых по-настоящему сильно себя чувствуют, — делами, требующими полноценного присутствия за рубежом и знания иностранного языка или права. Произошел органический рост юридической профессии на законодательстве, которое обновлялось несколько раз. Отечественные правовые механизмы стали более востребованными — что подтверждает, в частности, ваше исследование по применимому праву, избираемому российскими компаниями на случай споров (Отечественные юристы стали больше доверять российскому праву: исследование Legal Insight и ФРИИ)

В середине 1990-х гг. многие сложные корпоративные вопросы просто невозможно было разрешить с помощью действовавших тогда российских правовых механизмов. В результате выросло несколько поколений сильных, относительно молодых профессионалов, которые начинали свою практику в качестве младших юристов в западных фирмах, а сейчас работают в юридических департаментах крупных компаний либо возглавляют собственные юридические фирмы или российские офисы тех самых «ильфов». Я очень рад, что на нашем рынке, наконец-то, появилась здоровая конкуренция за счет создания фирм среднего или небольшого размера, предлагающих качественные услуги.

Мне кажется, что и студенты, которые сейчас заканчивают юридические факультеты и вузы, отличаются от нас. Мы изучали право в отрыве от бизнеса и нам приходилось эти абстрактные знания совмещать с жизнью. В Советском Союзе среди юристов о бизнесе знало несколько тысяч юрисконсультов, которые работали в ведомственных арбитражах и не преподавали или преподавали редко. Сейчас целостное восприятие связи между бизнесом и правом формируется прямо со студенческой скамьи. И это сразу дает экспоненциальный рост качества выпускников, уже не говоря о том, что есть великолепные возможности для получения дополнительных знаний. Мы сами отправляли нескольких юристов на обучение по программам LLM в западные университеты и будем продолжать это делать.

— Зачем юристу LLM: для получения новых знаний, расширения круга знакомств и кругозора?

— Круг знакомств — не главное, а вот расширять кругозор очень важно. У юриста должно быть два базовых качества: хорошее знание права и быстрый, гибкий ум. Потому что, если ты не понимаешь, как этим правом манипулировать или управлять, то от тебя мало пользы. А польза — это, в общем, то, что определяет твою востребованность. Соответственно, программы LLM хороши прежде всего тем, что формируют новые точки зрения. Лично мне учеба в Лейденском университете дала очень многое — мое восприятие права сильно поменялось. Я знаю, что похожий опыт был у нескольких моих знакомых.

— Будете ли вы участвовать в главном юридическом событии мая — Петербургском международном юридическом форуме?

— Мы участвовали в форуме на протяжении всего его существования и продолжим это делать в нынешнем году. Мне очень нравится сама идея форума как площадки не столько для обмена знаниями в техническом смысле, сколько для общения отечественных и иностранных юристов, как частнопрактикующих, так и состоящих на государственной службе, преподавателей, судей. В этом смысле форум — явление уникальное. Не просто так он вырос! Первый форум собрал, кажется, 700 человек, а последние пару лет в нем каждый раз участвовало более 5 тыс. юристов.

Leave a Comment Отменить ответ

Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.

АДВОКАТ ТОМАС ПУЭ ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОСЫ ЧИТАТЕЛЕЙ

Прошу рассказать об актуальных изменениях Ремесленного уложения и правил приобретения звания мастера. (Генрих Ценнер, Лейпциг)

В области государственного лицензирования ремесленной деятельности произошли отрадные изменения. Федеральное правительство модернизировало устав цеха ремесленников, который сохранял многие черты средневекового уложения. Новые правила обязывают иметь звание мастера для отправления сорок одной профессии, связанной с повышенной ответственностью и опасностью для общества. Первоначально этот список насчитывал 29 профессий, но представители цеха ремесленников смогли увеличить перечень на 12 позиций. Правящий кабинет также облегчил правила получения звания мастера для опытных работников с длительным стажем ответственной или руководящей работы по специальности.

Список профессий, в которых была отменена обязанность иметь звание мастера, приведён в приложении В, раздел 1. «Не лицензированные ремесла» (Anlage B, 1. Abschnitt «Zulassungsfreie Handwerke»). В разделе 2 перечислены 57 сходных с ремеслами видов деятельности, не требующие получения особой лицензии. Всё, что не запрещено, — то разрешено. Поэтому все не приведенные в перечне виды деятельности могут исполняться и лицами без звания мастера под их личную ответственность. Приведу список профессий, исполнение которых по-прежнему требует лицензирования и звания мастера.

Каменщик и бетонщик

Изолировщик (звук, холод, тепло)

Маляр и лакировщик

Специалист по возведению строительных лесов

Специалист по металлоконструкциям

Механик точных медицинских приборов

Кузовщик и автостроитель

Механик точных приборов

Механик по велосипедам

Механик криогенных установок

Автомеханик сельскохозяйственных машин

Специалист по отопительным установкам

Специалист по слуховым аппаратам

Вулканизатор и шинный механик

Мой отец — российский немец из Поволжья, высланный в 1941 году, мать — русская. Я всю жизнь считал себя немцем и в возрасте 16-ти лет выбрал немецкую национальность отца. В связи с длительным проживанием в русскоязычной среде и прочими объективными обстоятельствами я не смог выучить немецкий язык в качестве родного языка. По этой причине я не могу переселиться в Германию, хотя здесь проживают многие мои родственники. В маленьком городке на Украине, где мы живем, совсем нет работы и часть членов семьи вынуждена нелегально жить и работать в Москве. Вся наша большая и не чурающаяся никакой работы трудовая семья хотела бы переселиться в ФРГ. Могли бы Вы дать совет о реализуемости наших планов. (Владимир Вайганд, Украина)

К сожалению, я не могу Вас ничем обрадовать. Наряду с прочими признаками принадлежности к немецкому народу, закон требует актуальные доказательства способности говорить на простом немецком языке. Эта способность должна быть приобретена в отчем доме в период становления национального самосознания в детские и юношеские годы. У Вас, как Вы пишите, эти знания отсутствуют. Таким образом, Вы не удовлетворяете требуемым критериям и не можете претендовать на статус позднего переселенца. Закон знает и исключения из этого правила, например, воспитание в детском доме и некоторые другие обстоятельства. Из Вашего письма я не усматриваю у Вас наличия таковых.

В настоящее время у Вас нет также шансов трудоустроиться в ФРГ в качестве гастарбайтера. Уже продолжительное время между оппозицией и правящей коалицией идёт дискуссия о модернизации иммиграционного законодательства. В общем, предполагается определенное открытие рынка ФРГ для иностранной рабочей силы. Как эти предложения будут реализованы на практике, покажет время.

Германии я проживаю более 5 лет в качестве иностранной супруги гражданина ФРГ, имею бессрочный вид на жительство. Я снялась с учета по месту жительства на Украине, но не стала на консульский учет в посольстве Украины в ФРГ. Это приносит мне ощутимые трудности при оформлении различных документов и улаживании дел с немецкими и украинскими инстанциями. Вопрос: Как добиться получения гражданства Германии без сердечного приступа? Как проще выйти из украинского гражданства? Почему я должна платить консульские сборы?( З. Шефер, Бохум)

«Закон суров, но это — закон», — говорили древние римляне. Украинские ведомства правы в том смысле, что все административные действия в отношении граждан страны совершаются по месту прописки. Нет у Вас прописки на Украине — Вам надо стать на учет в представительстве Украины в стране Вашего проживания. Тогда украинское консульство или посольство станет Вашим партнером со стороны украинского государства. За совершение различных консульских действий Вам придется платить консульские сборы. От этого тоже никуда не деться — таковы правила!

Одним из условий натурализации иностранца в качестве гражданина ФРГ является сложение с себя прежнего гражданства. Так гласит германское законодательство о гражданстве. Из этого правила есть ряд исключений, но из Вашего письма я не могу усмотреть наличие у Вас признаков таковых. Вам не удастся обойти дипломатическое представительство Украины в Германии и при выходе из украинского гражданства. В этой юридической ситуации Вам не помогут никакие сердечные приступы. Чиновники в любой стране скажут Вам, что законы всегда следует выполнять, иначе это не законы, а, по выражению А. П. Чехова, «сапоги всмятку».

Выход из украинского гражданства действительно непрост. Произвольный отказ компетентных ведомств Украины разрешить Вам выход из гражданства даёт Вам основания требовать натурализации в ФРГ в качестве второго гражданства. Вам надо будет представить в немецкое ведомство по делам гражданства надежные доказательства длительных и многочисленных попыток сложить с себя украинское гражданство. В общем, я рекомендую Вам встать на консульский учет в украинском представительстве в ФРГ. Это решит многие Ваши проблемы.

В Германии я проживаю с 2001 года, получаю пенсию за иностранный рабочий стаж в размере социальной помощи. Мой муж скончался в Казахстане после 32 лет совместной жизни. Мое заявление о начислении пенсии вдовы было отклонено пенсионным ведомством. Вопрос: правильно ли потупило пенсионное ведомство? (Ирена Ткаченко, Дортмунд)

Решающее значение имеет национальная принадлежность Вашего супруга. Если он принадлежал к немецкому народу, то решение кассы следует считать ошибочным, и Вам можно рекомендовать оспорить отказ в судебном порядке. Ведение доказательства национальной принадлежности возможно и от имени скончавшихся персон. Если Ваш муж принадлежал к другой национальности, кроме немецкой, то у Вас нет прав на притязание на пенсию вдовы за иностранный рабочий стаж супруга.

В Германии я проживаю со статусом согласно § 7 BVFG. Мои жизненные потребности обеспечивает ведомство базового обеспечения. После долгих лет брака я разошелся со своей супругой, которая также проживает в ФРГ. Она имеет собственные доходы, поэтому компетентное ведомство начислило ей выплату алиментов в мою пользу. Она отказывается платить мне эти деньги. Я по семейным обстоятельствам не хочу вступать в правовые споры с бывшей супругой. Вопрос: может ли ведомство базового обеспечения или социальное ведомство компенсировать мне эту недоплату? (Житель Германии)

Ответ на Ваш вопрос однозначно отрицательный. Закон обязывает Вас использовать все находящиеся в вашем распоряжении источники дохода для обеспечения самостоятельного существования. Алименты от бывшей супруги являются одним из таких источников. Социальное ведомство или ведомство базового обеспечения только добавляет средства, недостающие до прожиточного минимума.

Вы обязаны реализовать свои права и, если необходимо, в судебном порядке потребовать причитающиеся Вам алименты. Вы добровольно по личным обстоятельствам не хотите вступать в правовые разбирательства с бывшей супругой. Это Ваше решение, но Вы не можете требовать от общества (все социальные блага финансируются за счет средств налогоплательщиков), чтобы оно финансировало Ваши внутрисемейные разборки.

Я — маститый ученый из России, 59 лет, в Германии проживаю 3 года со статусом контингентный беженец. Шансов на работу в ФРГ — никаких. Я имею интересные предложения о научно-преподавательской работе от ряда российских вузов. Вопрос: могу ли я воспользоваться этими предложениями, не теряя своего статуса в Германии? Может ли моя супруга остаться в Германии в нашей квартире, где мы сейчас проживаем вдвоем, и продолжать получать социальную помощь? На какой срок я могу покинуть ФРГ с целью работы в России? С какими государственными ведомствами я должен согласовывать этот вопрос? (Эдуард К., Гамбург)

На ваш вопрос трудно ответить однозначно. Иностранец, отсутствующий более 6 месяцев в ФРГ, автоматически теряет свой вид на жительство в стране. Он может досрочно потерять свое право на проживание в ФРГ уже в момент отъезда, если из обстоятельств дела видно его твердое решение перенести за границу центр своих жизненных интересов. Ведомство по делам иностранцев имеет право своей властью в обоснованных случаях выдать иностранцу индивидуальное разрешение на длительное (более полугода) отсутствие в ФРГ. Встает вопрос, можно ли Вашу ситуацию считать таким обоснованным случаем?

Мой опыт говорит о склонности ряда ведомств по делам иностранцев в подобных констелляциях выдавать искомое разрешение. Из обстоятельств дела должна быть видна воля иностранца вернуться в ФРГ после продолжительного, но всё же конечного по времени пребывания на территории иностранного государства с целью работы. Также должно быть видно, что контингентный беженец по-прежнему считает Германию центром своих жизненных интересов, то есть здесь проживает его семья, находится большинство личных вещей и т.д. Аргументом в пользу заявителей является получение им самостоятельного заработка за рубежом, который позволяет хотя бы частично, снизить расходы немецкой социальной системы на содержание оставшихся в ФРГ членов семьи.

Ваш случай можно считать пограничным. В общем, Вам можно посоветовать вступить в переговоры с ведомством по делам иностранцев. Решение по Вашему ходатайству будет приниматься в индивидуальном порядке, но, в общем Вы можете рассчитывать на благоприятное к себе отношение. Я надеюсь, что чиновники проявят понимание к 59-и летнему профессору, который не хочет досрочно уходить на социальную помощь, а ищет достойное применение своим силам и знаниям.

Вопрос о квартире Вам придется решать в социальном ведомстве также в индивидуальном порядке.

Моя супруга проживает в ФРГ по статусу иностранного члена семьи немецкого переселенца (§ 8 BVFG). Она работает, но заработок невелик и нам доплачивает социальное ведомство. Вопрос: Каковы предпосылки присвоения ей немецкого гражданства? Когда мы сможем по нашему выбору поменять место жительства? (Г. Ценнер, Лейпциг)

Предпосылками является трехлетнее проживание в браке с гражданином ФРГ, достаточные знания немецкого языка и финансовая независимость. Первые два условия в Вашей семье выполнены, а вот последнее — нет. Это в большинстве случаев закрывает Вашей жене дорогу к немецкому гражданству. Дальнейшими условиями натурализации является выход из прежнего гражданства и незапятнанный штрафной регистр.

К месту распределения Вы прикреплены на три года. Если Вы найдёте для себе источник самостоятельного существования вне района прикрепления, то можете беспрепятственно выехать к месту работы и проживать там со своей семьей.

Хотите задать вопрос адвокату госп. ПУЭ, перейдите пожалуйста по ссылке