Оглавление:
Спор иосифлян с нестяжателями
Нередко в спорах о том, как должны сегодня выстраиваться взаимоотношения Церкви и государства, можно услышать ссылки на противостояние нестяжателей и иосифлян, которые вели на этот счёт продолжительную и, как считается, весьма ожесточённую полемику. Так кем в действительности были и те, и другие, и в чём именно заключался их спор, один из главных в XVI веке?
Иосифляне — это последователи святого Русской Православной Церкви преподобного Иосифа Волоцкого (1439-1515), который положил начало крайнему церковно-политическому течению консерваторов, сторонников права монастырей на владение землями и различным имуществом. Их оппонентами стали представители движения нестяжателей, ученики другого русского святого — Нила Сорского (1433-1508), выступавшего за полный отказ монахов от имущества, т.е. нестяжательство.
Разумеется, одними имущественными вопросами разногласия между представителями двух лагерей не ограничивались. Проблема собственности (или отсутствие таковой) возникла отнюдь не из-за страсти отдельных монахов к стяжанию земных благ, а из-за тех духовных препятствий, которые, по мнению нестяжателей, возникали на пути иноков, обременённых имуществом.
Вместо того, чтобы заниматься исключительно молитвой, «умным деланием» в обособленном скиту, насельникам общежительных монастырей приходилось заботиться о делах мирских — возделывании земли, зарабатывании денег, общении с местным населением, его образовании и т. п. Сторонники нестяжательства считали, что инок должен кормиться исключительно собственным трудом, самостоятельно находить себе одежду и кров, чтобы быть полностью независимым от мира, целиком предать себя воле Спасителя и духовным подвигам.
Иосифляне, напротив, полагали, что именно в этом — помощи простым православным христианам — и заключается миссия инока. Они отстаивали право русских обителей распоряжаться землями и собственностью, что давало монахам возможность заниматься общественно полезной деятельностью: кормить и одевать нищих, лечить больных, просвещать народ и, наконец, способствовать устроению Церкви и государства. Надо сказать, что такая политика, действительно, позволяла многим монастырям устраивать лечебницы, учебные заведения, приюты и т. д.
Нельзя с полной очевидностью сказать, на чьей стороне в этом споре была правда, учитывая, что обсуждение велось по целому ряду церковных вопросов. Считается, что начало полемики иосифлян и нестяжателей было положено на Соборе 1503 года, в ходе которого обсуждалось право монастырей владеть селами. Уже в 1508 году представители двух движений могли спорить об отношении к еретикам и их наказании. При этом известно, что Нил Сорский и Иосиф Волоцкий имели схожие позиции в борьбе с отступниками от правой веры.
Ещё на Соборе 1504 года, на котором обсуждался вопрос о санкциях для ряда жидовствующих, Иосиф стоял за самые суровые меры. По убеждению преподобного, непокаявшихся еретиков следовало казнить, а покаявшихся — отправлять не в монастыри, а в заточение. «Если неверные еретики не прельщают никого из православных, то не следует делать им зла и ненавидеть, когда же увидим, что неверные и еретики хотят прельстить православных, тогда подобает не только ненавидеть их или осуждать, но и проклинать, и наносить им раны, освящая тем свою руку. Таким образом, совершенно ясно и понятно воистину всем людям, что и святителям, и священникам, и инокам, и простым людям — всем христианам подобает осуждать и проклинать еретиков и отступников, а царям, князьям и мирским судьям подобает посылать их в заточение и предавать лютым казням», — писал Иосиф в своём самом знаменитом произведении «Просветитель».
В том же «Просветителе» преподобный Иосиф дискутирует с Нилом Сорским на тему законности монастырского землевладения, но отнюдь не преследования еретиков. К слову, древнейший список «Просветителя» принадлежит никому иному, как преподобному Нилу. Общеизвестным фактом является также и то, что оба святых регулярно посылали друг к другу своих учеников для своеобразного «обмена опытом».
Совершенно очевидно, что теория о противостоянии Нила Сорского и Иосифа Волоцкого является мифом. При жизни они не только не были убеждёнными идеологическими врагами, как это нередко преподносится в публицистической литературе, но являлись друзьями. «Поссорили» их уже в XVIII или, скорее, даже в XIX веке. Хотя и после революции 1917 года идеологи обновленчества — церковного раскола, инициированного советской властью, — спекулировали на теме «хорошие нестяжатели» и «плохие иосифляне» с целью изъятия церковных ценностей, в том числе богослужебных сосудов.
Однако в действительности всё было гораздо сложнее, и вопрос о том, какой принцип организации монашеской жизни наиболее правильный, сегодня также является крайне актуальным, особенно после начала возрождения русских монастырей. Основываясь на многовековом опыте иночества, одни монахи избирают общежительные монастыри, другим подобает уединяться в скиту.
И в том, и в другом случаях инок не погрешает против Церкви Христовой, если должным образом исполняет своё послушание. Впрочем, ни один скит не может существовать без монастыря, он всегда будет привязан к той или иной обители. Даже сам преподобный Нил Сорский подвизался в скиту, который был приписан к богатейшему Кирилло-Белозерскому монастырю.
Так или иначе, но с чисто исторической точки зрения победу одержали иосифляне. Они составляли большинство на Стоглавом соборе 1551 года, в ходе которого за монастырями в очередной раз было закреплено право владеть землями, что активно поддержал царь Иван Грозный и его приближённые. В дальнейшем именно иосифляне станут своего рода опорой престола и государственности. Они будут поддерживать учреждение опричнины, выступать в качестве идеологов симфонии властей — церковной и монархической, как установленной Самим Богом.
Таким образом, история противостоянии иосифлян и нестяжателей касается в первую очередь последователей святых Иосифа и Нила, а не самих преподобных. Этим объясняется и тот факт, что оба эти подвижника, с такими, казалось бы, разными воззрениями, были канонизированы Русской Церковью и до сих пор остаются любимыми покровителями православных христиан.
Иосифляне и нестяжатели
В XV – XVI веках в Русском государстве вся передовая мысль была неразрывно связана с церковью. В то время вопросы веры имели чрезвычайно большое значение. Форма исповедания и свобода совести подразумевали определённое поведение, идеологию и распространялись на быт и политику. Но нужно заметить, что в богатом многообразии передовой мысли немалое место занимали негативные мироощущения. Внедрение в жизнь таких учений вызвало отрицательный результат во многих странах.
Так во Франции, исповедующей католицизм, разразились альбигойские войны. Православная Болгария была разгромлена и подчинена Византии. В мусульманском мире исмаилитские и карматские движения спровоцировали массовые убийства, беззаконие и произвол. В Русское государство негативные мироощущения проникли в конце XV века в виде ереси «жидовствующих». Но связь этой ереси с иудаизмом была весьма сомнительной.
Лидеры русской церкви были умными и великолепно образованными людьми. Они прекрасно понимали ту опасность, которую представляла собой ересь для будущего страны. Но вот единства во мнениях и способах борьбы с еретиками у видных деятелей церкви не было. В данной ситуации на передний план вышли иосифляне и нестяжатели – представители церковных направлений. Именно между ними разразился спор о методах искоренения негативных еретических веяний, охвативших часть русского населения.
Нестяжатели – сторонники заволжского старца Нила Сорского (1433-1508), основателя скитского жительства на русской земле (канонизирован во второй половине XVII века). Его учеником и последователем был Вассиан Патрикеев (1470-1531). Эти люди, осуждая еретиков, отрицали возможность их насильственного умерщвления. Они говорили, что Бог желает не смерти грешника, а его раскаяния. Упорствующих в ереси следует изолировать и высылать за границу, а не довлеть над их совестью, угрожая смертью.
Иосифляне – сторонники Иосифа Волоцкого (1439-1515), видного церковного деятеля, канонизированного православной церковью в 1579 году. Эти люди являлись оппонентами нестяжателей. Осуждая ересь, они настаивали на крутых мерах по её искоренению, вплоть до сожжения на костре.
В спор между различными церковными направлениями была втянута и административная власть. В 1500 году великий князь московский Иван III тяжело заболел, и последние 5 лет его правления соправителем государя считался Василий Иванович – сын от второй жены Софьи Палеолог. Он попал под влияние Иосифа Волоцкого, и в 1504 году было вынесено совместное решение Ивана III, фактического правителя Василия Ивановича и собора епископов. Это решение обрекло еретиков на смерть.
По всей русской земле запылали костры. На них сожгли многих вольнодумцев, в число которых входили и крупные государственные деятели, поддерживающие ересь. Тех, кого не сожгли, посадили в тюрьму, где эти люди и умерли.
Однако разногласия между иосифлянами и нестяжателями касались не только борьбы с ересью. Сторонники разных церковных направлений по-разному относились к имуществу, принадлежащему церкви. Нестяжатели ратовали за то, чтобы передать всё церковное имущество в казну. Тем самым государство смогло бы оплатить службу дворянам и укрепить границы государства. Но взамен они требовали право свободно высказывать личное мнение в соответствии с совестью.
Иосифляне выступали против отказа от церковного имущества. Они выражали готовность поддержать Василия III Ивановича, но лишь при условии, что церкви будут оставлены все владения, а в их числе и богатые убранства храмов, и прекрасные библиотеки, и процветающие монастырские хозяйства.
В этот переломный момент определяющими оказались семейные обстоятельства великого московского князя и государя всея Руси. Тут нужно пояснить, что первой женой Василия III была Соломония Юрьевна Сабурова. Этот брак оказался неудачным, так как у пары не было детей. Данное обстоятельство стало причиной развода. И хотя Сабурова была категорически против, её сослали в монастырь, а Василий III женился на юной Елене Глинской (мать Ивана Грозного).
Род Глинских основал потомок Мамая, разбитого на Куликовом поле русскими дружинами. Этот потомок принял православие, стал князем Глинским и устроился на службу в Литву. Уже его потомок Василий Львович Глинский в 1508 году перебрался в Москву. Его дочь Елена Глинская и была замечена Василием III. Она вышла замуж за великого московского князя и родила ему двух сыновей. Правда, злые языки поговаривали, что истинным отцом этих детей был вовсе не государь всея Руси, а молодой и красивый воевода сторожевого полка князь Овчина-Телепнев-Оболенский.
Но мы сплетни слушать не будем, а продолжим изучение фактов. А они свидетельствуют о том, что в вопрос о разводе с Сабуровой вмешалась православная церковь. По всем христианским законам бросать жену без её вины нельзя. Эту точку зрения смело высказал Вассиан Патрикеев. Причём он не просто сказал, а резко осудил ничем не мотивированный развод великого московского князя. Тем самым лидер нестяжателей вызвал недовольство Василия III.
Однако государь всея Руси не стал усугублять ситуация. Он мудро промолчал, справедливо полагая, что со временем столь щепетильное и скандальное дело с незаконным разводом забудется. Но только закончился первый конфликт, как тут же последовал второй, который иосифляне и нестяжатели опять же восприняли по-разному.
Василий III пригласил в Москву из Чернигова независимых князей Шемячичей (потомков Дмитрия Шемяки). Великий московский князь дал этим людям охранную грамоту, но как только князья приехали, то тут же были вероломно арестованы и посажены в тюрьму. Поступок по всем человеческим меркам был явно подлым и коварным.
Об этом во всё услышание и заявил Вассиан Патрикеев. Он резко осудил великого князя, сказав, что тот нарушил честное слово и недостоин считаться христианином. Данное заявление не на шутку разгневало Василия III. Вассиана Патрикеева схватили и насильно увезли в иосифлянский монастырь, предписав ему строгое послушание. Через короткое время лидер нестяжателей там умер, а иосифляне победили.
В 1551 году последователи Иосифа Волоцкого заняли доминирующие позиции на Стоглавом соборе. Ими была отвергнута программа ограничения церковно-монастырских земель, которую выдвинул протопоп Сильвестр. В дальнейшем они выступили сторонниками учреждения опричнины.
Иосифляне стали официальными идеологами православной церкви и неразрывно связанной с нею светской власти. Именно они дали теологическое обоснование божественного происхождения власти монархов. Настаивали на изменении статуса Московской митрополии на статус патриархии. Мотивировалось это тем, что после падения Византийской империи единственным преемником и оплотом православия стало Русское государство. Статус патриархии Московская митрополия получила в 1589 году.
К чему привёл спор иосифлян с исихастами
Спор иосифлян и нестяжателей, или «русских исихастов», в XV-XVI веках до сих пор является предметом полемики историков и богословов. Единственное, что не вызывает ни у кого сомнений, что полемика эта на многие века вперед определила и судьбу Русской Церкви, и нашего государства.
Иосифляне и нестяжатели расходились по многим вопросам, но главным была проблема церковной собственности и, в частности, земель, принадлежащих Церкви. Нил Сорский и его «заволжские старцы» считали, что Церкви не должно принадлежать значимое материальное имущество, что Церковь должна быть «нищенствующей» и жить на милостыню.
Иосиф Волоцкий, напротив, полагал, что Церковь должна располагать материальными богатствами, чтобы употреблять их на дело благотворительности, при этом соглашаясь с идеей личного нестяжательства. А потому, кстати, в монастырях иосифлян был весьма строгий устав, и обет личного нестяжательства соблюдался весьма строго.
Политические нужды
Одно время в наибольшей степени на Иосифа Волоцкого, лидера «иосифлян» (которых, кстати, так называть стали значительно позже), воспринимали как корыстного и властного церковного политика, тогда как Нил Сорский, лидер «нестяжателей», рисовался идеалистически. Церковь, в общем, практически разрешила этот спор, канонизировав обоих, но в этой религиозной полемике остается важный политический аспект, о котором и следует поговорить более подробно.
Начать здесь стоит с самой эпохи, поскольку и для Руси, и для Православной Церкви это были весьма непростые и крайне интересные времена. В 1480 году, во время правления Ивана III, окончательно стало понятно, что Русь освободилась от татаро-монгольского ига. А до этого, в 1453-м, окончательно пала Византийская империя, захваченная османами.
Эти два события повлияли на само мировоззрение церковной и светской аристократии на Руси. Теперь наша страна мыслилась, как некий «последний свободный оплот Православия» в мире, отсюда же возникает и концепция монаха Филофея «Москва – Третий Рим», и преемственность политической русской традиции от византийских императоров.
И раз возникает преемственность статуса, то возникает и преемственность многих традиций. К примеру, абсолютизм, а также особое положение православного государя по отношению к Церкви. Власть становится «Божьим даром», сопряженным как с ответственностью, так и с особыми правами. К примеру, на землю.
Карташов в «Истории Русской Церкви» приводит такое противоречие: с одной стороны, обширные земельные владения Церкви – это традиция, мотивированная чуть ли не «Константиновым даром» (подлинность которого оспаривается, но в то время сомнений не вызывала). С другой, если царь – помазанник Божий, то он может выступать и как распорядитель по вопросам церковного земельного имущества. А земля нужна была российским монархам для укрепления власти, для того, чтобы дарить её своей аристократии, укрепляя свой вес и авторитет.
Упреки жидовствующих и нестяжателей
При этом только недавно отгремела очередная княжеская усобица, в рамках которой Киевская митрополия отошла к княжеству Литовскому и появилась митрополия Московская. Москва же возглавила процесс «собирательства русских земель», в том числе, начав длительный и кровавый процесс подчинения Новгорода, который подытожил уже Иван Грозный полным разорением города.
В религиозной жизни страны также все было весьма неспокойно. За время ига Церковь обогатилась материально, чему способствовали, в том числе, и ханские ярлыки на земли, но, по отзывам современников, деградировала морально.
И на этом фоне все более популярной становилась критика со стороны ереси стригольников и жидовствующих, которые, отвергая Церковь, как сакральный институт, ставили ей в упрек моральное разложение, стяжательство и жажду личного обогащения священнослужителей. Ереси эти, в силу того, что Русь была православным государством, подрывали и авторитет государственной власти.
Вообще, чтобы понимать политическую логику того времени, нужно постоянно держать в уме, что в период XV-XVI веков и далее Церковь была настолько же политическим институтом, насколько государственная власть была институтом религиозным. И вот на этом фоне начинается спор между сторонниками Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. И здесь снова нужно уйти от упрощенной модели «чья должна быть земля», поскольку этот вопрос был следствием, и посмотреть на первопричину, которая крылась в статусе Церкви в государственной системе.
Главная причина спора
И Нил Сорский, и Иосиф Волоцкий хотели, чтобы Церковь была менее зависимой от государства, чтобы она могла быть своеобразным морально-нравственным контролером этого самого государства и политической власти. Но методы, которые они предлагали, были принципиально разными.
Если коротко и упрощённо, то Сорский видел идеалом моральную силу, волевую независимость от материального, чтобы через это возвышение священников и монахов, с этой высоты иметь право судить недостойные дела государства. Иосиф Волоцкий, напротив, говорил о необходимости для такого статуса материальной базы. Но не в личной, а в общинной собственности, для активной помощи страждущим, для нужд активного миссионерства и церковного образования.
Иван III, а впоследствии и Василий III, а потом и Иван Грозный лавировали от «партии» к «партии», имея свой интерес: право на полноценное владение церковными землями в интересах государства. Именно этим объясняется тот факт, что Иван III приблизил к себе поначалу не только нестяжателей, но и некоторых богословов из рядов жидовствующих, а потом резко поменял свою точку зрения и стал куда более лоялен к иосифлянам.
Кстати, отдельную и особую роль в этой полемике сыграл Максим Грек, бывший доминиканский монах, большой поклонник Савонаролы, перешедший в православие и вывезенный с Афона в Москву для перевода и трактовки Священных Книг. Он, хоть и был нестяжателем, помог переводом Толковой Псалтыри иосифлянам.
Так или иначе, но Собор 1504 года, который и стал ареной прямой полемики иосифлян и нестяжателей, единодушно осудил ересь жидовствующих, с другой же стороны на том соборе была поддержана точка зрения именно иосифлян на вопросы церковной собственности, что подтвердил и Стоглавый Собор 1551 года.
В том же 1503-1504 году иосифлянами и нестяжателями совместно было осуждено и личное стяжательство, и сребролюбие клириков и епископов. При этом под каноническое прещение впоследствии попал один из горячих сторонников иосифлян и этих прещений – епископ Геннадий Новгородский.
Тем не менее, идеологическая победа иосифлян в итоге привела к тому, что в 1589 году Русская Церковь все же стала независимой, автокефальной и возглавлялась теперь не греческим митрополитом, а русским Патриархом.
Впрочем, выходя за рамки периода, стоит сказать, что Русская Церковь на протяжении своей дальнейшей истории знала и периоды «принудительного нестяжательства», когда русские монархи, особенно начиная с Петра I, попросту отбирали церковные земли. Возрождение же русского исихазма, как богословской доктрины, через несколько веков сопряжено в первую очередь с Серафимом Саровским, оптинскими старцами и Паисием Величковским, но это уже совсем другая история.
Глава IV. Иосиф Волоцкий и Нил Сорский. Спор между двумя аскетическими направлениями
3. Спор между «иосифлянами» и «нестяжателями»
Различия во взглядах Иосифа и Нила на смысл иночества и на характер монастырской жизни, различия в их аскетических воззрениях наиболее ярко выразились при обсуждении двух мировоззренческих вопросов, которые особенно волновали московское общество в начале XVI в.
Первый вопрос затрагивал основы христианского учения; второй был скорее вопросом практическим и касался отношений между Церковью и государством в Московской Руси.
Ереси и еретики, пытавшиеся извратить учение православной Церкви, были очень редким явлением в Древней Руси. Церковь в ее внутренней миссии боролась лишь с суевериями, остатками язычества и уродливыми формами внешнего благочестия. Еретические движения не потрясали древнерусского христианства[124].
Определенную роль в истории сыграла, правда, ересь стригольников, возникшая в Новгороде в XIV в. Лишь по полемическим сочинениям, направленным против этой ереси, можно составить некоторое общее представление об этом религиозном движении. В конце XV в., опять-таки в Новгороде, появилось новое еретическое движение, известное под названием «ереси жидовствующих», поскольку в нем принимало участие несколько евреев[125].
Это движение приобрело сравнительно широкое распространение в Новгороде и в Москве. Мы не станем подробно распространяться о нем — для нас важнее разница в отношении к ереси со стороны Иосифа и Нила. В главном своем сочинении, «Просветителе», Иосиф очень резко выступает против жидовствующих, спорит с ними и с их религиозными взглядами, поэтому «Просветитель» является очень важным источником по этому вопросу. В других сочинениях, в некоторых посланиях Иосиф предлагает практические меры против еретиков[126]. Будучи сторонником суровых мер, Иосиф допускает даже смертную казнь. Такие взгляды Иосифа натолкнулись на очень сильную оппозицию со стороны нестяжателей из окружения Нила Сорского. Иосиф в полемике против жидовствующих, отстаивая необходимость жестких мер, опирался главным образом на Ветхий Завет, а нестяжатели, возражая ему, исходили из духа Нового Завета. Они решительно восставали против применения смертной казни христианами; еретики — это грешники, которых, если они не отрекутся от своих заблуждений, следует отлучить от общения с другими христианами и запереть в монастыри, чтобы там чрез поучение они пришли к познанию истины[127]. Хотя на Соборе 1504 г. практически победила точка зрения Иосифа и Церковь осудила некоторых еретиков на смерть[128], все же это различие во взглядах остается очень характерным для двух направлений в монашестве, которые мы рассматриваем.
Другим вопросом, по которому обнаружились расхождения в религиозных воззрениях этих двух направлений, был вопрос о монастырских владениях[129].
Рост монастырских богатств в Московской Руси приобретал все больший размах. Монастыри, возникшие в XIII–XIV вв., постепенно выросли в экономические колонии русского Центра и Севера. Они занимались сельским хозяйством и ремеслами; на монастырских землях жили крестьяне, которые либо работали на монастырь, либо платили оброк. Различные привилегии на земельные владения, полученные монастырями от князей и великих князей, умножали их благосостояние. Монастыри и сами покупали уже распаханные земли и получали имения по дарственным или по завещаниям от князей, бояр, купцов и других лиц; кроме того, монастырские владения росли за счет вкладов, которые вносили поступавшие в монастырь состоятельные люди. Сосредоточение значительной части пригодной для сельского хозяйства земли в руках Церкви наталкивало правительство на мысль вернуть себе земли, потерянные для государственных целей[130].
В церковной иерархии и в монашеской среде сложились два мнения по вопросу о монастырских владениях: одно — иосифлянское, другое — нестяжательское[131]. У нестяжателей, или заволжских старцев, которые отрицали права Церкви и монастырей на земельные владения, были и некоторые предшественники среди русского епископата и монашества[132].
На Соборе 1503 г. московское правительство пыталось опереться на партию нестяжателей и мирно разрешить вопрос о монастырских владениях. Точку зрения противников монастырских владений на Соборе представляли Нил Сорский и Паисий Ярославов. Нил Сорский уже в своих сочинениях не раз решительно высказывался против монастырских владений и личной собственности монашествующих. Но когда на Соборе епископы и другие духовные лица должны были принять решение по этому вопросу и Нил Сорский выразил свое пожелание, «чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием», то, хотя Нила и поддержал старец Паисий Ярославов, это предложение не нашло сочувствия у большинства присутствовавших на Соборе, и всего менее у игумена Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого[133].
В то время как Нил исходил из чисто аскетических воззрений, которые к тому же основывались на канонических правилах Восточной Церкви, Иосиф руководствовался больше церковно-практическими соображениями. Главной задачей монастыря является забота о подготовке церковной иерархии. Эту задачу монастырь может решать лишь в том случае, если в нем созданы для братии (Иосиф подразумевает общежительный монастырь) такие условия жизни, когда монахи освобождены от забот о хлебе насущном, когда они могут целиком посвятить себя подготовке к будущему служению в рядах церковной иерархии — как епископы, настоятели монастырей и т. д. «Аще у монастырей сел не будет,— формулирует на Соборе 1503 г. свою точку зрения Иосиф,— како честному и благородному человеку постричися?»[134] Взгляды Иосифа нашли на Соборе поддержку у епископов и одержали верх: земли остались во владении монастырей.
Расхождения во взглядах по этому вопросу между главными представителями обеих партий доказывают, насколько противоположными были их аскетические воззрения в целом. Для Нила Сорского главное — внутреннее совершенствование инока в атмосфере подлинной аскезы; воспитанные в этом духе поколения монахов, если им придется совершать свое служение в миру, будут стремиться к чисто христианским целям. Иосиф Волоцкий видел в монастырской аскезе прежде всего средство для подготовки монахов к исполнению церковно-административных задач. Он говорил о необходимости тесной связи церковных и государственных дел; Нил, напротив, требовал их разделения и совершенной независимости друг от друга. Монастыри, по мысли Иосифа, должны нивелировать личность инока; поэтому он сказал однажды, что личное мнение — мать всех страстей, что мнение — это второе грехопадение. Нил же защищал человеческую личность, отстаивал внутреннюю свободу подвижника в его духовном делании.
Победа Иосифа имела эпохальное значение. Его приверженцы набирали силы, в особенности со 2-й четверти XVI в.,— краткий промежуток, связанный с митрополитом Иоасафом (1539–1541), который сочувствовал нестяжателям, не имел особого значения для судеб Церкви, и вскоре иосифляне превратились в самую влиятельную, правящую группу в Русской Церкви.
Спор «иосифлян» и «нестяжателей» на фоне русской истории XV – начала XVI веков
Спор двух духовных течений – «иосифлян» и «нестяжателей» на рубеже XV – XVI столетий является апогеем внутрицерковных противоречий означенного периода, совпавшим с рядом жизненно важных событий в истории нашего Отечества. Вместе с тем, многие аспекты духовных исканий тех лет остаются актуальными, так как, с одной стороны, они оставили глубокий след в нашем менталитете, а с другой, Русская Православная Церковь и сегодня ими руководствуется в своей повседневной жизни.
Прежде всего, необходимо охарактеризовать историческую ситуацию в Русской земле на данном этапе, т. к. Церковь никогда не отделяла себя от судеб страны. Более того, именно с благословения и при прямом участии деятелей Церкви вершились многие из основных событий.
XV век во многом явился знаковым для Московского государства. Прежде всего, это внешнеполитические успехи возрожденной после монголо-татарского разорения Руси. Минул век с момента кровавой сечи на поле Куликовом, и великому князю Московскому Ивану III в 1480 г. удалось довести до логического конца то, что начал Дмитрий Донской – окончательно юридически закрепить полную независимость от неминуемо распадающейся на ряд ханств Золотой Орды. «Народ веселился; а митрополит уставил особенный ежегодный праздник Богоматери и крестный ход июня 23 в память освобождения России от ига монголов: ибо здесь конец нашему рабству» .
Одновременно с достижением этой цели, Москва преуспела в исторической миссии по собиранию русских земель в единое централизованное государство, обойдя в этом процессе своих конкурентов. Несмотря на то, что во второй четверти XV столетия Северо-Восточную Русь поразила жестокая междоусобная феодальная война, московские князья сумели подчинить своему влиянию Тверь, Новгород и ряд других удельных территорий, а также отбить обширную часть западных русских земель у Великого княжества Литовского.
Кроме того, на мировой арене произошло еще одно событие, очень сильно повлиявшее на мировоззрение русских людей, духовную и политическую ситуацию на Руси. В 1453 г. под ударами турок-османов пала Византийская империя, а точнее тот осколок, который от нее остался в виде Константинополя с пригородами. Московская Русь осталась фактически единственным в мире независимым православным государством, ощущая себя островом в чужеродном море. Вместе с византийской царевной Софьей Палеолог и двуглавым орлом, в качестве государственного герба, на Русь, в сознание ее общества, постепенно проникла идея о преемственности власти русского князя от константинопольского императора и о Москве, как последней и истинной хранительнице веры православной.
Эта идея была сформулирована в кругах Церкви. Монах Филофей был не первым, кто ее высказал, но в его посланиях Василию III и Ивану IV она прозвучала наиболее громогласно и уверенно: «Единая ныне Соборная Апостольская Церковь Восточная ярче солнца во всем поднебесье светится, и один только православный и великий русский царь во всем поднебесье, как Ной в ковчеге, спасшийся от потопа, управляет и направляет Христову Церковь и утверждает православную веру» . Концепция «Москва – третий Рим» надолго определила духовные приоритеты России в мире, а в тот период упрочила внешнеполитическое положение нашей страны в Европе и на Востоке. Даже в официальном титуловании в отношении великих князей стали все чаще использовать византийский термин «царь», т. е. император, хотя русские монархи переняли не все традиции Византии, а главным образом только христианскую веру и институт Православной Церкви. Так, идея византийской вселенскости замкнулась внутри «всея Руси», а многие элементы древнегреческой философии, языка и римской античности и вовсе были отринуты .
Религиозная ситуация в Северо-Восточной Руси в XV – начале XVI вв. оставалась крайне сложной и неоднозначной. Громко заявили о себе сразу несколько проблем. Попытка Константинопольской патриархии привлечь и подготовить Русскую Церковь к Ферраро-Флорентийской унии с католиками привела к низложению митрополита Киевского и всея Руси Исидора (грека по происхождению) и открыла возможность Русской Церкви с 1448 г. избирать для себя самостоятельно митрополитов из своих же соотечественников. Опасаясь перспектив подчинения латинской вере «в Москве преисполнились решимостью нарушить воображаемые права над Русской Церковью патриарха-униата» . De-facto Русская Православная Церковь стала независимой от Константинополя, а Московские князья еще больше приобрели влияние на ее политику .
Вместе с тем, уже через десять лет, с 1458 г. начался длительный период административного разделения единой Русской Православной Церкви на Московскую и Киевскую митрополии, соответственно сферам влияния Русского государства и Великого княжества Литовского (куда входили южные и западные районы бывшей Киевской Руси).
Так обстояли дела во внешнецерковных отношениях. В XV столетии Церковь с новой силой повела самую решительную борьбу с остатками древнерусского язычества, а также с появившимися на Руси влиятельными ересями. Впоследствии, по методам решения этих вопросов, «нестяжатели» и «иосифляне» круто разойдутся.
Язычество и его пережитки все еще продолжали представлять для Церкви серьезную проблему. О влиянии языческих пережитков на русских людей в начале XV века говорит документ того периода «Слово некоего христолюбца…», который указывает на высокий уровень двоеверия, а то и закоренелого язычества в пределах Руси. В частности, неизвестный автор отмечает пристрастие к языческим обрядам и суевериям даже образованных христиан: «И делают это не только невежи, но и просвещенные – попы и книжники» . К тому же, целый ряд северных финно-угорских народов, включенных в орбиту Русского государства, пребывал в язычестве, и в XIV – XVI ве-ках шла активная миссионерская деятельность Церкви по их обращению в христианство.
В этот же период времени на Русь проникают опасные религиозные доктрины, являвшиеся, фактически, не просто ересями, а иногда и вероотступничеством. Особенно сильное влияние приобрели так называемые ереси стригольников и жидовствующих. Учение первых имело своими корнями попавшее на Русь из Болгарии еще в домонгольский период, сильно видоизмененное манихейство богомилов, основанное на древнем восточном дуализме.
Другое учение попало во второй половине XV века в Новгород с запада вместе с нашедшими там убежище свободомыслящими польско-литовскими евреями. Их догматика содержала в себе призыв вернуться к истинной вере времен Спасителя, а точнее, к религиозному опыту первых сект иудео-христиан с большой долей собственно иудейской религии, смешанной с рационалистическими идеями западных предтеч протестантизма. Поскольку все это преподносилось с позиций критики достаточно большой части православного клира, не отвечающего предъявляемым к нему требованиям и погрязшего в мздоимстве, пьянстве и распутстве, то ереси эти нашли отклик в сердцах не только простых людей, но даже светской и духовной аристократии. Более того, даже сам Иван III, после покорения Новгорода в 1479 году, «был очарован талантами и обходительностью хитроумных вольнодумцев-протопопов. Он решил перевести их в свою столицу». На какое-то время приверженцы секты получили возможность влиять на власть и государственные дела, однако вскоре их деятельность была объявлена вне закона, а оказывавший им покровительство митрополит Зосима был отстранен от власти обвиненный официально в «непомерном питии».
В такой не простой обстановке появились и все больше начали нарастать споры внутри самой Церкви по духовно-нравственным ориентирам. На рубеже XV – XVI столетий они оформились в две группировки – «иосифлян» и «нестяжателей», которые не противостояли друг другу и не вели к расколу Церкви, но в полемике искали пути дальнейших духовных приоритетов в новой сложившейся действительности. Сами термины «иосифляне» и «нестяжатели» имеют более позднее происхождение, чем указанные события и связаны с именами двух светил православной мысли данного периода, чьими трудами во многом Церковь живет и руководствуется и сегодня – это преподобные Иосиф Волоцкий и Нил Сорский, окруженные своими выдающимися последователями.
Какова же сущность разногласий между ними? Спорных вопросов было много, но центральными оставались вопросы о церковной земельной собственности и об устройстве монашеской жизни. Историк Н. М. Никольский написал в конце 1920-х гг. в Советской России очень критический труд по истории Церкви (что называется – в духе времени), но даже с ним нельзя не согласиться по поводу того, что Церковь в указанный период была очень крупным землевладельцем. Например, как сообщает тот же М. Н. Никольский, Иван III, ослабляя новгородскую вольницу, подверг секуляризации и местные церковные земли, отобрав у Церкви только в 1478 году 10 владычных волостей и 3 из 6-ти монастырских землевладений. Огромные богатства нередко приводили к большим соблазнам неправедного распределения доходов с земель и личного обогащения церковных начальников, что отрицательно сказывалось на всем авторитете Церкви. В результате, внутри Церкви остро встал вопрос о необходимости землевладения и обогащения Церкви (особенно монастырей) вообще.
По этому поводу «нестяжатели» во главе с преп. Нилом Сорским (получившие также название «заволжские старцы»), унаследовавшие византийскую традицию исихазма, имели строгое мнение об отсутствии какого-либо имущества не только у отдельного монаха, но и у обители в целом. Идея христолюбивой нищеты запрещала членам скитов «быть владельцами сел и деревень, собирать оброки и вести торговлю», в противном случае, иной образ жизни не соответствовал евангельским ценностям. Сама же Церковь виделась «нестяжателями» как духовный пастырь общества с правом независимого мнения и критики княжеской политики, а для этого нужно было, как можно меньше зависеть от богатых пожалований светской власти. Понимание монастырской жизни «нестяжатели» усматривали в аскетическом молчании, уходе от мирских забот и в духовном самосовершенствовании иноков.
Несколько по-иному смотрели на проблему монастырского землевладения «иосифляне». Крайне негативно относясь к личному обогащению, они поддерживали богатство монастырей как источник социальной благотворительности и православного образования. Монастыри соратников преподобного Иосифа тратили громадные, по тем временам, средства на поддержание нуждающихся. Один только основанный им Успенский Волоцкий монастырь ежегодно тратил на благотворительность до 150 рублей (корова тогда стоила 50 копеек); материальную поддержку получали свыше 7 тысяч жителей окрестных деревень; при монастыре кормилось около 700 нищих и калек, а в приюте содержалось до 50 детей-сирот. Такие большие затраты требовали больших денег, которые Церковь, сохраняя свою независимость, могла получать самостоятельно, без княжеских подаяний.
В отношении к еретикам Иосиф Волоцкий был более суров, чем «нестяжатели», имевшие мнение, что с еретиками следует дискутировать и перевоспитывать их. Нил Сорский высказывался за отказ от репрессий в отношении еретиков, а раскаявшиеся в заблуждениях вообще не должны были подлежать наказаниям, так как судить людей вправе только Бог. В противоположность такой точке зрения, опираясь на русские и византийские источники церковного права, Иосиф решительно заявляет: «Где они, говорящие, что нельзя осуждать ни еретика, ни вероотступника? Ведь очевидно, что следует не только осуждать, но предавать жестоким казням, и не только еретиков и вероотступников: знающие про еретиков и вероотступников и не донесшие судьям, хоть и сами правоверны окажутся, смертную казнь примут». Такие резкие заявления преподобного и явные симпатии «иосифлян» к католической инквизиции, в XIX столетии дали основание некоторым либералам свести роль Иосифа только до вдохновителя будущих репрессий Ивана Грозного. Однако несостоятельность такого суждения доказали не только церковные историки, но даже исследователи советского периода. Вадим Кожинов называет это «чистейшей фальсификацией», приводя в доказательство, например, тот факт, что «главный обличитель жестокостей Ивана IV Митрополит Всея Руси святитель Филипп был верным последователем преподобного Иосифа». В ересях Иосиф видел не только угрозу православной вере, но и государству, что следовало из византийской традиции «симфонии», т. е. паритетного сотрудничества светской и церковной властей как двух сил одного тела. Он не боялся выступать против еретиков как обычных уголовных преступников даже тогда, когда им благоволили Иван III и некоторые заблуждающиеся церковные иерархи.
Немаловажными представляются расхождения мнений «нестяжателей» и «иосифлян» по вопросу о роли и обязанностях православного монарха. «Нестяжатели» видели монарха справедливым, укрощающим свои страсти (гнев, плотские похоти и т. д.) и окружающим себя добрыми советниками. Все это тесно перекликается с концепцией «заволжских старцев» о личном духовном росте. «Согласно же Иосифу Волоцкому, главная обязанность царя, как наместника Божия на земле, – забота о благосостоянии стада Христова», обширные полномочия главы государства перекликаются с не меньшими обязанностями перед Церковью. Государь сравнивался в своей земной жизни с Богом, поскольку имел над людьми высшую власть. Иосиф Волоцкий предлагает соотносить личность монарха Божественным законам, как единственному критерию «позволяющим отличить законного царя от тирана», что по сути предполагает в определенной ситуации неповиновение подданных своему государю, не соответствующему таким качествам.
Понятно, что по таким причинам Иван III, нуждавшийся в землях для служилого дворянства, вначале симпатизировал «нестяжателям». Однако по мере разоблачения ереси жидовствующих, он начал прислушиваться и к авторитету преподобного Иосифа, хотя желание прибрать к рукам церковные земли, великий князь высказывал до самой смерти. Такому стремлению способствовало устранение или отживание мешавших ранее внешних факторов – «зависимость Русской митрополии от Константинопольского патриархата, тесный союз митрополитов с московскими князьями, ордынская политика предоставления тарханов на владения Церкви, наконец, постоянная поддержка церковных институтов, которой пользовался великий князь в борьбе с уделами». В конце концов, прения двух духовных течений, выражавшиеся в многочисленных письмах и посланиях оппонентов, нашли свой выход на церковном соборе 1503 года.
Решения собора подвели, своего рода, первый итог спора двух внутрицерковных течений. Сторонники Нила Сорского и Иосифа Волоцкого (сами они также присутствовали на соборе) взаимно осудили ересь жидовствующих и прочее отступничество от православной веры. При этом «нестяжатели» выступили против преследования еретиков, но их позиция оказалась в меньшинстве. Что касается церковного землевладения, то «иосифлянам» его удалось отстоять, мотивируя свое право «Константиновым даром» и другими юридическими актами православных (и не только) монархов, подтверждавшими дарения и неприкосновенность церковных земель от времен византийского императора Константина Великого (IV век н.э.). Активно принимавший участие в работе собора Иван III пытался провести секуляризацию земель Церкви в обмен на денежную компенсацию и хлебное содержание (что привело бы Церковь к падению авторитета и поставило бы ее в сильную зависимость от княжеской власти), но внезапно поразившая его тяжелая болезнь остановила это, казавшееся вполне реальным, событие.
Таким образом, «иосифляне» одержали победу в борьбе за неотчуждаемую церковную собственность, а великокняжеской власти пришлось искать новые пути сосуществования с Церковью в следующем двадцатилетии. Между тем, духовный образ инока и его личное нестяжание, а также многие элементы монастырского общежития по образцу Нила Сорского, окончательно утвердились собором в монашеской жизни.
Спор «нестяжателей» и «иосифлян» продолжился после собора и смерти преподобных Нила и Иосифа. Постепенно «иосифляне» взяли верх, особенно после 1522 года, когда их представители стали неизменно занимать митрополичий престол. В отношении некоторых видных «нестяжателей» начались притеснения, в результате чего, «мирный» этап споров закончился и к середине XVI столетия многие скиты «заволжских старцев» опустели. И все же это нельзя назвать противостоянием, т. к. сам спор носил характер истинного христианского смирения. Так, А. В. Карташев подчеркивает, что «тихая бесшумная победа «иосифлян» очень показательна. Показательно и тихое, пассивное отступление «нестяжательства»». В Западной Европе, например, несколько подобный духовный спор вылился в Реформацию с ее 150-летними кровопролитными религиозными войнами.
Одержавшие верх «иосифляне», не отринув лучшего от нестяжательства, утвердили Церковь как самостоятельный, независимый от светской власти институт, но наметили, при этом, тесное сотрудничество с государством, приблизив последующую «симфонию» в их отношениях. В то же время, в исторической перспективе, постоянное усиление абсолютной власти монархии привело к ее желанию подчинить критический голос Церкви своим интересам, что и реализовал в XVIII столетии Петр I.
Об авторе: Яхимович С.Ю., преподаватель кафедры социально-гуманитарных и экономических дисциплин ДВЮИ МВД России, выпускник Богословских курсов при Хабаровской духовной семинарии
Церковь, История